данном захоронении лежат несколько человек, – охотно заговорил Кувалдин. – Сам Фурнье, его жена и их сын Жером. Этот, – он кивнул на труп, – закрывает остальные надписи, они на горизонтальной плите. Фурнье владел кондитерским производством. Нашу кондитерскую фабрику знаете? Ему принадлежала. Позже младший его сын, тоже Морис, работал на этой фабрике, национализированной, конечно…
Женя понемногу пришла в себя. Ей было стыдно – никак не ожидала от себя подобной реакции. Ведь и в морге бывала… На нее, казалось, никто не обращал внимания. Каждый занимался своим делом. Неожиданно Женя услышала фамилию Фурнье. Где она ее уже слышала? Как будто совсем недавно. Ага. И про кондитерскую фабрику. Ведь такая фамилия была у дедушки Вержбицкой! Точно! Ей еще рассказывала эта пряничная старушка-соседка Вержбицкой.
Женя робко тронула Буянова за рукав пиджака:
– Николай Степанович, я тут…
– Да не расстраивайся. Вполне естественная реакция.
– Я не о том. Понимаете, у Вержбицкой та же фамилия, что на памятнике.
– Чего-чего?
– Старушка, которая рассказывала мне о Вержбицкой, сообщила, что дедом Светланы был француз – Фурнье Морис Морисович. Он работал на кондитерской фабрике, кажется, был ее директором.
Майор продолжал недоуменно смотреть на Женю.
– Слышал, Петр Иванович? – обратился он к Дымову. – Что думаешь?
– Это точно? – спросил Дымов.
– Мне так сказали. – Женя неуверенно улыбнулась. – Несложно, наверное, проверить.
– Проверить, конечно, несложно, – задумчиво произнес майор. – А что тебе еще сказали?
– В общем, больше ничего особенного. Квартира Вержбицкой досталась по наследству от ее дедушки и бабушки. Родители вроде не ладили между собой.
– Значит, Фурнье?! – Буянов потер переносицу. – И что все это может значить? Зачем его сюда притащили? Зачем голову отрезали? А если отрезали, почему не спрятали где-нибудь в другом месте? Я допускаю, что можно отрезать голову, чтобы затруднить опознание жертвы…
– Без нечистой силы здесь не обошлось, – совершенно серьезно заметил Кувалдин.
– Естественно. Примерно это я и ожидал услышать. – Буянов поморщился.
– Нет, вы послушайте!..
– Ничего слушать не желаю. Ступайте домой, проспитесь.
– Я совершенно трезв и хочу…
Но майор, не дослушав, подошел к могиле и стал разглядывать труп. Кувалдин, махнув рукой, отправился восвояси.
Почти сразу же вслед за его уходом послышались чьи-то голоса, треск кустов…
– Санитары, должно быть, из морга, – предположил Судец.
Это точно были санитары, с носилками, но не только они.
В тот миг, когда труп стали укладывать на носилки, в кустах сверкнула вспышка фотоаппарата.
– Что за черт! – воскликнул Буянов. – Кто там? Ну-ка, Рудик!..
Опер бросился к кустам. Послышались возня, непечатные ругательства, и вновь появился Судец, таща за руку неизвестную Жене личность.
Все подались к ним, даже невозмутимые санитары оставили свои носилки и с любопытством