местах (и везде дворником), но уж, конечно, не за это я удостоился такого подарка в день своего рождения в последний год «эпохи застоя».
Я собирал безобидные магаданские «бычки», выметал незасекреченный магаданский мусор и спасался от этого кошмарного города писанием стихов и прозы. Но они на меня вышли…
Ах, Магаданское Г. Б. (по старой памяти, разреши мне на «ты»)!
Почему ты так жестоко ошиблось? Ну зачем ты приняло меня за несоветского агента? Зачем изымало мои кровные рукописи, вызывало соседей, ночевало у моего подъезда, следило и беседовало даже с тёщей?
Неужели у тебя не было более серьёзных дел, и ты лезло в мою переписку и мучило моих знакомых во Владивостоке, Хабаровске и Москве?
Ну зачем ты прожигало народные деньги и приглашало на беседы со мной психиатра и знатока юриспруденции, заставляло читать мои вирши лучших северных пиитов?
Вот эти жгучие вопросы посещали меня, пока я перечитывал песни из твоего подарка.
И ещё я вспоминал их, мёрзнувших у моих дворничих участков.
(Подвижно)
Бессменный часовой
Все ночи до зари,
Мой старый друг, фонарик мой,
Гори, гори, гори!
Я видел твои непреклонные лица, Г.Б.:
Я ходил по вечернему Магадану, а сзади маячил твой силуэт:
Смерть не страшна,
С ней не раз мы встречались в степи.
Вот и теперь надо мною она кружится…
Нет, я не обижался, когда ты допытывалось:
Так скажите хоть слово
Сам не знаю о чём…
И поверь мне, Г.Б., даже когда в минуты простительных затмений ты навешивалось надо мной и произносило устрашающе: «В глаза смотреть, я сказало – в глаза!», я не думал, что:
Как два различных полюса,
Во всём враждебны мы.
За свет и мир мы боремся,
Они – за царство тьмы.
Ведь тогда ты уже подарило мне эти песни и выразило надежду, что «именинник станет хорошим литератором и порадует своими произведениями…»
И никак я не могу допустить, что ты издевалось надо мною, вызвав меня в день рождения и сделав мне этот подарок. Ты всего и хотело, чтобы я, «такой способный, не работал дворником».
И ты знало, что:
(В темпе вальса)
Покидая ваш маленький город,
Я пройду мимо ваших ворот.
Я прошёл мимо твоих ворот.
Я сфотографировал тебя на память.
И образ твой – в сердце моём.
Вот перебираю листики с песнями и недоумеваю: почему ты до сих пор считаешь мои труды «порочащими»? Или тут опять так же как в песне:
(Умеренно)
И подруга далёкая
Парню весточку шлёт,
Что любовь её девичья
Никогда не умрёт..?
Давно настало мирное время.
И я могу клятвенно и без всякой там «заведомой лжи» заявить, что ныне не бьют, что 13.06.85г., да и потом никто не размазывал моё лицо о бетонную стену…
Я-то