И судьи, и клеветники, и даже сама потерпевшая согласно кивали в такт его словам, а к белому камню на чашу весов лег еще один. Впрочем, как оказалось, чтобы околдовать красавицу, нужно было что-нибудь посильнее, чем вкрадчивый голос языкаря.
– Тогда зачем он стащил мое кольцо? – выкрикнула вдруг она, ткнув пальцем в сторону юноши. Лицо того болезненно скривилось, словно этот палец пронзил ему сердце.
– Да! Зачем он украл кольцо? – почувствовав слабину противника, снова вскинулся главный клеветник.
– Идиот, ты зачем кольцо стащил? – тихо прошептал-прошипел юноше Поцук, подойдя к нему вплотную.
– Я нечаянно, это все рефлексы, наверное… Как-то само получилось, – с трудом вернулся в реальность Айвен.
– А вы посмотрите на него, посмотрите на обвиняемого, господа судьи! – уже громко произнес языкарь, – Куда устремлен его помутневший взор?
– Э-э-э… На яблоки? – предположил кто-то из судей.
– На прекрасную госпожу Урс! Забудьте о том, что она дочь всеми нами любимого господина Рабена, забудьте о том, что она племянница всем нам известной госпожи Ульрины Урс… – Айвену показалось, или при упоминании тетушки потерпевшей испуганно вздрогнул даже сам судья Оррис? – В первую очередь перед нами невероятно обворожительная девушка, чей взгляд подобен свету звезд!
– Звезды, они ведь крохотные? – вслух размышлял Айвен, – А у нее вон какие глазищи!
– Вы, господа судьи, разве вы не видите, что наш молодой – очень молодой – человек просто-напросто влюбился, влюбился по уши, как это часто бывает в его годы? Вспомните себя в юности, господа клеветники, и представьте, что вам небеса даровали счастье повстречать на своем пути такую прекрасную девушку? Разве вы устояли бы? Вы называете моего обвиняемого вором, но взгляните на него, ведь на самом деле он самая настоящая жертва! Он украл кольцо, но его потеря неизмеримо больше, ведь у него похитили само сердце!
Айвен с недоумением уставился на свою грудь и задумчиво почесал затылок. Приложив руку к сердцу, он убедился, что оно по-прежнему на месте, и успокоился.
– Будем ли мы губить столь юную душу, бросая ее в безжалостное горнило тюремных печей из-за какого-то кольца?
– Э-э-э… Вообще-то, в Боргарде несколько… прохладно, – заметил клеветник.
– Взгляните в эти честные и полные раскаяния глаза, господа судьи – разве вправе мы обвинять подсудимого в том, в чем любой из нас однажды, а то и не раз, был виновен? В том, что он влюбился без памяти? И разве можем мы его судить за это, и сажать в тюрьму, вместе с кровавыми убийцами и неумолимыми проповедниками?
С тихим стуком на чашу весов упал еще один белый камень.
– Между прочим, оно было с сапфиром! Подарок папеньки… – робко прошептала девушка, но ее услышал один из клеветников и вскочил с места:
– Вы слышали? – радостно завопил он, – Украл подарок любимого папеньки. Который, как мы все прекрасно помним, начальник городской стражи!
– Не украл, а решил взять на память