Цветущее алоэ на заднем дворе и парящая над ним крошечная нектарница, на лету погружающая клюв в самую сердцевину цветка.
Было странно и стремно идти с ней в первый раз по улице, ведь у Тёмы не было тени. Но я быстро убедилась, что никто, кроме меня, не обращает на это внимания.
– А ты почему оставляешь птичьи следы? Ведь ноги у тебя обычные, человеческие.
– А я оставляю? Ну, наверное, потому, что я только наполовину человек…
– А наполовину птиц, да?
Мы хохочем-заливаемся. Нас с ней все смешит. Как дурочки, палец покажи – и ну хохотать.
Подъемные, выданные мне в аэропорту, я растратила в считаные дни, причем изрядная часть их ушла на Тёму. Заколочки, ободочки, ленточки, блокнотики и карандаши, куча одежды и обуви, роскошной, но, в основном, непрактичной.
– А знаешь, что это я все в твоей комнате разломала?
– Знаю. Не знаю только почему.
– Папа сказал, что теперь это все мое. Что раз ты выросла, тебе не нужно. И я могу с этим делать что хочу. Но оно все равно было твое. С этим ничего не поделаешь. Начинаешь играть, берешь в руки и сразу видишь. Ничего не получалось, ни играть… ничего. Берешь и знаешь – это Соне купили, когда зуб вырвали, это она из Москвы привезла, куклу ей подружка на рождение дарила.
– Ты это чувствовала, когда трогала вещь руками?
– Ну да. И мне это мешало, ну как если смотришь чужие сны. Я ведь это потом все помнила, даже иногда забывала, со мной было или нет. И папа тоже иногда путал, звал меня не Тёма, а Соня. И я стала бояться, что забуду совсем, где ты, а где я. И тогда я это все сломала, чтоб больше никакой тебя не было. А папа сперва сердился, а потом больше не вспоминал. Он ведь уже болен был.
– Ты что же, так меня ненавидела?
– Да-а, – со счастливой улыбкой от уха до уха.
Я не выдерживаю и улыбаюсь в ответ, потому что это и вправду ужасно смешно, что кто-то мог вот так до смерти меня ненавидеть. Смешно и все равно страшно.
– Тём, а когда я приехала, ты вправду хотела меня убить?
Тёма задумывается. Закусывает кончик косы. Морщит лоб. Я вспоминаю, что, кажется, нечисть не может лгать. Или, наоборот, лжет все время?
– Хотела. И не хотела. Сперва я тебя не узнала. Я ж тебя большой никогда не видела. Потом, когда поняла, что ты это ты, еще сперва немножко хотела, но уже совсем быстро расхотела и стала тебя любить. Потому что ты хорошая и больше не нужно быть одной.
– Ясно!
Ничего мне не ясно. Но ведь просто невозможно поверить, чтобы от этого хрупкого, беззащитного существа могла исходить какая бы то ни было опасность. Наоборот, ее саму хочется все время беречь и от всего защищать.
– Тём, а ты когда-нибудь ходила школу?
– Нет.
– А хотела бы?
Она опять задумывается, потом кивает, но тут же добавляет:
– Но это нельзя. – По-взрослому разводит руками. – Никак не получится.
– Что? Почему? Думаешь, все сразу догадаются, что ты…
– Не в том дело! Просто у меня ведь нет теудат зэута. А без него в школу не возьмут.
Надо