Саши слюнки потекли от таких вкусных ароматов, но от ответа Натальи девушка мгновенно вспыхнула и, не считая нужным скрывать свое настроение, выплеснула негодование на мать, полностью отбив у той желание спать:
– А у нас, что, есть лишние деньги, чтобы еще и их кормить? Что мы будем делать, когда у нас не останется ни копейки? Попросим у папы? Мало того, что он всегда жил, как ему вздумается, так еще и сейчас он станет нас объедать! Если сглупил, то пусть, хотя бы, выкручивается сам, а не ставит нас в еще более затруднительное положение. В этом доме работаем только мы с Надей и на нашем иждивении помимо тебя, еще и дети. К тому же, папаша сделал тебе нового и этого, скажешь, не достаточно с его стороны? Тебе не кажется, что нам всем куда важнее хорошо питаться, чем ему и Мише? Я голодная и я сегодня работала. Завтра у меня единственный выходной, я намерена выспаться и наестся. Я этого заслужила хотя бы потому, что заработала и на еду и на отдых. И сейчас я съем эти пирожки, сделанные из муки, купленной на мои деньги. Сколько пирожков ты испекла? Сейчас посчитаю… а… тридцать… отлично, делим на… нас пятеро… по шесть на каждого… вот мои шесть… сколько сейчас съем, столько и съем, но спать лягу абсолютно сытой. Курица пойдет на завтрак… и вообще… сколько еды ты им не носи, а по тюремным законам, они половину отдадут сокамерникам. Так что подумай, несчастная, забитая жизнью женщина, кого ты кормишь и кто тебе дороже: дядьки с волосатыми мордами или собственные дети, которые устают на работе?
Саша ожидала, что мать начнет спорить с ней, но Наталья молчала. Губы ее нервно подергивались, она сидела на постели, не моргая глядя на дочь, седые волосы казались всклокоченными и чуть взмокшими. Женщина попыталась что-то произнести, но у нее выходил какой-то неразборчивый шепот. Саша с отвращением вышла от матери и, сев на кухне за стол, принялась есть пирожки.
– Спасибо, мама, очень вкусно! – бросила девушка, съев первый. – Так приятно после трудового дня сытно поесть домашней пищи! Ну, кто попытается отнять это право у бедной труженицы? Неужели, собственный отец? – съязвила Саша, услышав тихий плач Натальи.
Надя что-то штопала в углу комнаты, пользуясь догорающим остатком свечи. Дима стругал деревяшку, превращая ее в некое подобие солдатика. Когда у Саши с Натальей завязался спор, они не вмешались, но теперь Надя кинулась утешать мать, а Дима, присоединившись к Саше, попросил один пирожок.
– Только один? Тебе полагается шесть, как и всем. Или ты желаешь поделиться с огромными дядьками, от которых воняет, как от свиней?!
– Не-ет… – протянул мальчик. – Я кушать хочу. Я заработал сегодня четвертак! – он гордо вскинул голову, хотя обычно не хвастался, а просто отдавал деньги родителям.
– О! И как же, если не секрет?
– А ты не скажешь папе? – Дима устремил на Сашу взгляд, смешанный с недоверием.
– Чего ради? Вряд ли я вообще его увижу.
– Как так?
– Как-нибудь! – процедила Саша. – Рассказывай?
– Просто… я шел по улице, меня остановил хорошо одетый господин и попросил отнести письмо в один дом