это уж точно, можно подумать, что вы были неразлучными дружками, – продолжала Белла Абрамовна. – Этот прохиндей много чего натворил, а вы всегда его покрывали. А теперь мы должны расплачиваться за всё своей собственной шкурой.
Я опять сделал вид, что меня этот разговор не касается.
– Чтобы его черти унесли куда-нибудь в тартарары! – сказала Белла Абрамовна с негодованием.
Все опять посмотрели в мою сторону, и я почувствовал на себе их неодобрительные взгляды.
– Конечно, можно было его уволить, как только он начал вести эти странные разговоры, – заметил Котлевский.
– Но признайтесь, вам самим эти разговоры были интересны.
– Что ты имеешь в виду? – спросил я, прожевав бутерброд.
– Например, разговоры о вечной жизни, которые вы считали сущим бредом, но в душе-то хотели верить в это, и как врачи, и как простые смертные. И каждый из вас, зная, что ему отпущен определенный срок, все же надеялся, что, может быть, он создаст свой эликсир бессмертия.
– И вместо того, чтобы его пресечь в корне, вы разрешили ему на наших глазах заниматься исследовательской работой и ставить эксперименты на нас, как на кроликах, – не унималась Белла Абрамовна.
– Но позвольте! – воскликнул я. – Я никого не принуждал к сотрудничеству с ним. Вы сами находили его работы занимательными.
– Но вы как начальник должны были подумать о последствиях, – не сдавалась Белла Абрамовна.
– М-да, мы с ним совсем потеряли головы, – задумчиво произнес Котлевский. – Вот что, значит, отдать себя на съедение розенкрейцерам. И при всём этом все мы обладаем в достаточной степени образованием, знаем медицину, физиологию. Шеф, хотите кусочек плавленого сыра?
– Нет, не нужно. Плавленый сыр я терпеть не могу. Белла Абрамовна потянулась через весь стол и почти выхватила у бедного Котлевского из рук кусок сыра.
– Но почему вы думаете, что его теория так уж плоха для нас? – спросил Горин, как всегда, противопоставляя себя обществу.
– Вы с ума сошли! – воскликнула Белла Абрамовна. – Неужели вы на себе не испытываете его тлетворного влияния?
– Пока нет, – сухо заявил Горин. – Некоторые его положения мне симпатичны. К тому же мы все пока молодеем, включая вас.
– А что будет потом? Вы об этом подумали? Разве мы так просто можем менять свою органическую структуру? Если люди пойдут по этому пути, то человечество закончит свою историю скорее, нежели при ускоренном старении.
– А что вас смущает?
– А то, что наступит день, когда все люди вернутся за предел полового созревания и потеряют способность к размножению.
– Неужели это вас больше всего заботит? – иронично изогнув бровь, спросил Горин. – А вот мужчины, которые по старости лет утратили свою потенцию, снова вернутся к жизни. А женщины, переживающие климакс? А молоденькие девушки, возвращающие себе девственность? Вы о них забыли?
При этих словах Анечка густо покраснела.
Пришло время открывать аптеку, а я так им ничего и не сказал о дневнике Стекляриуса. На сердце у меня