Именно эта железа способна творить чудеса. Если мы сможем активизировать её функции – тогда телепатия, телекинез и многие другие «чудеса» станут такими же обычными свойствами человека, как слух и зрение.
– И ты два года скрывал от меня всё то, чем занимался? – с обидой в голосе высказался Корчёмкин.
– Не хотел отрывать тебя от важных дел. Армия приучила так поступать в отношении большого начальства. Скрытность позволяла мне избегать нежелательных последствий. Генералам нужен был конечный результат, а не творческие идеи и домыслы.
– Не надо ставить лучшего друга в один ряд с чёрствым генералом, – не принимая доводы Егора, не успокаивался Корчёмкин. – Меня всегда привлекала прикладная наука. И ты это знаешь. Я бы и сейчас с большим удовольствием поэкспериментировал вместе с тобой.
– Извини, Михаил Петрович, но заниматься наукой так, как ты занимаешься ею сейчас, всё равно, что питаться на бегу бутербродами. Будет один только вред, и для тебя, и для окружающих. – Ермаков открыто посмотрел в глаза друга.
– О чём это ты? – оторопел Корчёмкин.
– Вспомни, что говорил нам профессор Петровский в студенчестве?
– Напомни, забыл, наверно.
– Если ты поставил однажды перед собой цель посвятить науке всю жизнь, отдать ей все силы и даже душу – беги к этой цели, не разменивайся по мелочам и не оглядывайся по сторонам. Не можешь бежать – иди, но не останавливайся. Не позволяют тебе идти – ползи к цели на четвереньках. А если ты и этого сделать не в состоянии – падай на землю, но всё равно смотри в том направлении, где маячит твоя заветная цель. Вот так напутствовал нас мудрый профессор. А ты, Миша, занимаешься чем угодно, только не наукой. Заведуешь кафедрой, исполняешь обязанности декана факультета, возглавляешь партийную ячейку, являешься членом каких-то сомнительных организаций. Ты сегодня являешься свадебным доктором наук.
Ермаков говорил с укором и неотрывно смотрел на Корчёмкина. Тот сконфузился под пристальным взглядом друга, отвёл глаза в сторону и, оправдываясь, произнёс:
– Профессор Петровский был идеалистом… Таких учёных уже нет. Сейчас жизнь круто изменилась, Егор. Многие понятия приобрели совершенно другой смысл, слились воедино настолько тесно, что разделить их практически невозможно. Наука в чистом виде и государству, по большому счёту, сегодня не нужна. Большие чиновники и пальцем не пошевелят, если не увидят коммерческого интереса. Приходится изворачиваться, чтобы выживать.
– В любом неправильном действии у человека всегда найдутся аргументы для оправдания. Это давно известная защитная реакция. Меня они не интересуют. Каждый из нас поступает так, как считает нужным. – Ермаков умолк, взял обрубок ветки, пошевелил угли в костре. Небольшой сноп искр вырвался из глубины засыпающих углей и взметнулся вверх.
– Главное, чтобы эти поступки не мешали нашей дружбе, – закончил Ермаков. – А наукой мы продолжим заниматься вдвоём с Иваном. У нас получился хороший тандем. Верно, я