село. Середина января.
– А напьюся я пьяной, не дойду я до дому! – входя в избу, услышал Тимофей громкий голос жены, доносившийся из большой комнаты избы.
– Баба окаянная, ты что, с дубу рухнула? – удивленно закричал мужчина. – Что голосишь как сумасшедшая?
– Какой с дубу? Петь хочу, танцевать хочу! – снимая игрушки с елки, продолжала Вера, пятидесятилетняя деревенская женщина, трудившаяся зоотехником на ферме многие годы.
– Выпили с Акулиной самогоночки, что ли?
– Нет, конечно! Голос распеваю…
– Праздники кончились, вот и старый Новый год отметили… а ты все не угомонишься?
– Вы-то отметили, мужики, – громко рассмеялась хозяйка. – Пьяными после бани в сугробы ныряли голышом средь бела дня, теперь все село смеется.
– Пусть завидуют! Ныряли в обжигающий холодом тела снег, значит, здоровье есть! Чахоточные не рискнут! Нечего было подсматривать за нами… – оправдывался мужчина, он подошел к елке и стал помогать жене снимать игрушки. – Оставь ты её, пора обедать. Полдня в клубе голосили… типа концерт у вас был. И что это ты такая веселая сегодня? – супруг внимательно всмотрелся в глаза жены.
– Что глядишь? Трезвая я! Трезвая! Дети звонили… на Крещение приедут.
– Мы внуков ждали, ждали на Новый год, а они на Крещение соизволят явиться.
– Что, соскучился за ними? Я вот скучаю: без их визга и смеха пусто в доме нашем!
– Нет, без них спокойно… всё на своих местах лежит. Пацаны у меня в гараже опять перевернут запчасти, потом чёрт ногу сломит.
– Старый ворчун! Не ворчи! Приберешь ты свои железки и положишь, как тебе надо.
– Мне не хочется одну и ту же работу постоянно выполнять.
– Нелюдимый ты стал. И внуки тебе не нужны. Себя только и любишь, – охала супруга.
– Без них спокойнее. Я уже старый стал… покоя мне хочется! – тихо оправдывался Тимоха.
– Старый? Какой ты старый? Тебе еще до пенсии, как до Москвы на карачках, – ползти и ползти. А я скучаю. У внуков свои праздники и мероприятия, а родители без них никак не приедут. Старшенький внук в новогоднем концерте участвовал… потом с этим же концертом по району все каникулы разъезжали, людей радовали. Средненький – шайбу свою гоняет, без выходных тренируется, в какую-то сборную попасть хочет. У второго сына – дочки-красотульки… те все поют. Не успеешь оглянуться – вырастут, и тогда никаким калачом их к нам не заманишь, – задумчиво произнесла Вера.
– Прямо в бабку пошли – певуньи. Мало тебе, что в клубе поешь, так дома еще голосишь! Пошли обедать, – язвил супруг.
– Злой ты стал, Тимоха, чем старше, тем злее и нелюдимее, даже в наш клуб не ходишь. Гордился бы, что жена поет в хоре.
– Эка невидаль: поешь в хоре. У нас все село поет, а вот механика толкового и знающего фиг найдешь, один я остался на два села. Так ты что-то мной не гордишься, – начинал злиться мужчина.
– Горжусь, горжусь… пошли на кухню. Потом доразберу ель.
– Быстрей корми меня, мне надо заскочить к Петрухе, просил