своих личных чувственных устремлений они вершили идейное построение своей теологической концепции, творя свои собственные аутодафе. Ни одна религия не изобилует таким сонмом своих доморощенных святых, как русская православная церковь. В этом отношении, православие чем-то приближается к индуизму, но в отличие от последнего оно не фанатично, и рассматривает божество не как символ веры, а как средство для скорейшего достижения своей конкретной цели. Если один святой не помогает, то можно обратиться к другому заступнику. Ведь так же? В этом отношении русские уже ближе к китайцам, которые, разочаровываясь в своих божках, наказывали их, сбрасывая с пьедесталов и вываливая в навозе, приговаривали: "Скотина, тебя мы поместили на роскошном алтаре, ты жрешь от пуза наши жертвоприношения, и после всего этого смеешь еще куражиться, неблагодарная тварь, не выполняешь наших просьб".
– Наличие большого числа святых еще не доказывает полного неверия в Бога, – возразил ему Грек-философ.
– Согласен, – воскликнул слепой. – Но это уже первый шаг к неверию. Когда теряешь надежду добиться что-либо от самого Бога, то обращаешься к кому-нибудь из его окружения. Ведь так же? Это и есть первый признак духовности, когда человек понимает, что не все так просто в этом мире: попросил милости у Бога и тут же ее получил. Нет, далеко не так, потому что природа алогична и непредсказуема, она не подчиняется человеческим законам и правилам. Человек – сам по себе, природа – сама по себе. Природа загадочна, и подчинить природу своим человеческим законам равносильно тому, как если бы кто-то хотел оседлать морскую волну и некоторое время продержаться на ее гребне. Это невозможно, и поэтому человеку остается одно – познать ее законы и подчиниться им, или для самоуспокоения добиться у нее мнимой благосклонности и жалкими мольбами, жертвоприношениями и клятвами умилостивлять ее неотвратимый бег.
– Значит, по-твоему, Бог – слепое орудие? – спросил недовольным тоном Нивос Родеф.
– Бог слепее меня в тысячу раз, – ответил Гомер. – К тому же он нечувствителен ни к чему, это грубая сила, которую можно сравнить в нашем представлении со стихией, как взрыв плазмы в космосе или превращение звезды в черную дыру.
В это время электричка остановилась на станции со странным названием "Сорок седьмой километр". В вагон вошел странный пассажир с бараньей головой на плечах, прошел через весь салон и примостился на скамейке рядом с тремя мудрецами и собакой. Никто на него не обратил внимания.
– Значит, выведя свою формулу Бога, ты считаешь себя умнее других, – язвительно заметил слепому Грек-философ.
– Конечно, – торжественно заявил Гомер. – Только оглянись вокруг себя, и ты везде увидишь одни стада глупых баранов.
При этих словах сосед с бараньей головой удивленно воззрился на трех мудрецов и недовольно скривил свои отвислые губы. И на этот раз никто, кроме собаки, не обратил на него внимания. Пес Диоген приоткрыл один глаз, разинув пасть, зевнул и вновь погрузился в полудрему.
– Я