то, что вы хотите уничтожить нашу капиталистическую систему, что вы хотите уничтожить наше влияние там, где оно всегда было, что вы вообще хотите уничтожить свободную систему.
Хрущев не только чувствовал себя старше Кеннеди – по возрасту и опыту, он ощущал себя вождем более мощной державы. И разговаривал с Кеннеди не как с политиком один на один, когда они встречаются, а так, как он привык отвечать на вопросы иностранного журналиста.
– Господин президент, – ответил Хрущев, – я гарантирую вам, что Советский Союз не станет навязывать свои интересы с помощью войны, – вообще смешно навязывать идеи, приносить идеи на кончиках штыков или, как сейчас можно было бы сказать, на кончиках ракет. Но это не будет означать, что мы, как в школе, сядем за парту сложа руки. Мы уважаем свои идеи, мы поддерживаем свои идеи и не можем гарантировать вам, что они останутся только в пределах наших границ.
Первый день переговоров ни к чему не привел. Два руководителя беседовали между собой на разных языках в прямом и переносном смысле. Провожая Хрущева, президент Кеннеди сказал тоскливо:
– Да, господин председатель, похоже, с вами еще труднее договариваться, чем с президентом Шарлем де Голлем.
Никита Сергеевич хотел быть в центре мировой политики, чтобы без него ничего не решалось. Он не сомневался, что Кеннеди придется уступить.
«Кеннеди – молодой, энергичный, интеллигентный, – вспоминал советский дипломат Валентин Фалин. – Такие приемы Хрущева, как «я старше вас, надеюсь, вы не сочтете неуместным, если, исходя из своего жизненного опыта, дам совет…», как в вату. Джон Кеннеди пропускает их мимо себя».
На следующий день переговоры продолжились в здании советского посольства в Вене. Американские дипломаты предупреждали президента:
– Хрущев, несомненно, не хотел бы рисковать большой войной. Но реальная опасность состоит в том, что он может не сознавать, что дело идет к войне. Его необходимо недвусмысленно предупредить, что Соединенные Штаты не позволят выставить себя из Берлина.
Джон Кеннеди понимал, что должен продемонстрировать твердость, но не знал, как это сделать. В Париже Шарль де Голль объяснил американцу:
– Важно, чтобы Хрущев поверил в твердость западной позиции. Но существует опасность, что он вам не поверит.
Разговор зашел о Берлине и сразу же приобрел очень жесткий характер. Президент Кеннеди объяснял свою позицию:
– Господин председатель, Соединенные Штаты находятся в Западном Берлине по праву победителя в войне, это право не может быть отменено в одностороннем порядке. Кроме того, каждый американский президент подтверждает те гарантии, которые наша страна дала другим государствам. Если мы откажемся от этих гарантий, нам же никто не будет верить. Если нас вытеснят из Западного Берлина, гарантии, которые мы дали Европе, ничего не будут стоить.
Но Хрущев держался очень твердо:
– Господин президент, если вы будете настаивать на праве доступа в Западный Берлин после того, как