буквально вчера разглядывал во всех ракурсах. А также изучал фото родителей и родословную до седьмого колена.
– Сожалею, Джон, но я присмотрел ее первым и уже веду переговоры с владельцами. Скоро поеду забирать в США. Так что я, безусловно, сочувствую твоей утрате, – ухмыльнувшись в лицо заклятого дружка, я “щедро” разрешил: – Но если ты будешь хорошо себя вести и перестанешь портить штат своего, прошу заметить, бара, то так и быть, приглашу в гости и позволю протянуть руки к моей Ртути на предмет “погладить”.
– Ну зачем тебе эта кошка? У тебя же уже есть абиссинская красотка и любимчик мейн-кун. Которого я, кстати, и подарил! Ну Бен, действительно, куда тебе еще одну?
– Потому что это нибелунг, – мечтательно протянул я. – Редкая порода, названная в честь “порождения тумана” из древнего немецкого эпоса. Она совершенство, она чудо, она мечта. И станет идеальным компаньоном.
– Ага, вы станете вместе не любить людей, – фыркнул Джон, намекая на особенности моей психики.
Так уж случилось, что с животными общий язык я находил намного лучше. Пожалуй, единственным человеческим исключением был Джон. И то с тем самым допущением, что наша дружба началась именно на фоне общей привязанности к кошачьим.
– Нет, дорогой друг, мы будем вместе не любить тебя, – в том же тоне ответствовал я, намекая, что еще чуть-чуть и Джон не подойдет к моей кошке даже на пушечный выстрел, а если попытается протянуть к ней руки, то немедленно протянет ноги.
– Так, Бенедикт… – Джон закинул свои ноги в отвратительных “камелотах” на мой антикварный столик, и его лицо озарилось торжествующим выражением. – Лучше давай решим этот спор как настоящие мужчины. Как в древние времена.
– Предлагаешь прямо сейчас набить тебе… с твоего позволения, все же назовем это лицом, хотя уместен совсем другой синоним? – задумчиво спросил я, прокручивая на пальце фамильный перстень-печатку. – Предложение интересное, не скрою, но, наверное, все же нет. Ты же знаешь, я не люблю рукоприкладство. Разве что ты вызовешь меня на дуэль, но мы оба отвратительно фехтуем, а ты еще и крайне паршиво стреляешь. И вряд ли хочешь настолько бездарно проиграть мне нибелунга.
– Нет, Бен, мы оба знаем, что в аристократических развлечениях я тебе не конкурент. Я предлагаю более интересное пари, – ради такого дела Роу даже снял ноги со стола. – Решишься или спрячешься за ширмой своего воспитания?
Он совсем за идиота меня держит? Попытка взять на “слабо” даже смотрится смешно. К сожалению, как бы не смешно она смотрелась, но вполне могла сработать.
У меня была лишь одна пагубная до безобразия страсть. Это споры. Недаром в одном из старейших клубов для джентльменов “Уайтс” была большая книга, где записывались всевозможные пари, зачастую очень глупые, в которых участвовали мои предки. Видимо, я унаследовал от них эту пагубную страсть.
Увы, Джон Роу знал меня так же, как и я его. Давно и хорошо. И прекрасно выучил немногочисленные слабые места.
– Озвучь…
Ч-ч-черт!
– Помнишь