которую откармливают, пряча от чужих глаз, овеяна для девочки ореолом загадочности. Зверь без имени, медленно увеличивающийся в размерах, существо из мифа или легенды, никогда не исчезающее окончательно, даже лишившись всей крови. Оно – порождение тьмы и снова и снова является в этот мир. Чтобы вычистить загон, животное выгоняют силой, иногда даже бьют, если оно упрямится. Свинья выскакивает на свет божий подобно сверчкам, которых Элеонора любит вспугивать жаркими летними днями. Она сует длинную соломинку в их подземные галереи или задирает юбку и писает на них, пока ошалевшие насекомые не выпрыгнут наружу. Нынешний хряк похож на предыдущих, но он куда как свирепее, как будто одичал и стал непредсказуемым. Элеонора ведет себя осторожно – прячется за спинами мужчин, а те орут на зверя и тычками удерживают его на месте. Отец зовет Альбера Бризара, чтобы выхолостить свинью на откорм, иначе она не будет толстеть и даже может скинуть за день нагулянное за месяц. Бризар вводит железную воронку в промежность животному и медленно сыплет внутрь охотничью дробь. Металлические зернышки врастают в матку и яичники – и дело в шляпе! Только Бризар умеет определять, какой способ холощения лучше подходит тому или иному животному. Иногда он загоняет свинью в деревянную клетку, между прутьями которой можно просунуть руку. Ставит у ног кожаный саквояж, достает острое лезвие, рассекает свинье бок, та верещит и отбивается, но тщетно. Мастер с искривленной ступней сует указательный палец в рану и шарит в брюшине, пока не нащупает раздувшиеся яичники, подтягивает их к выходному отверстию, надавливая большим пальцем на кожу. Вынимает моток проволоки, отрезает кусок и перевязывает артерию и овариальную вену, потом удаляет необходимое и зашивает живот.
Каждый год перед Днем Всех Святых животное забивают. Суета начинается рано утром. Мать, дочь и несколько женщин с соседних ферм – Лафабриха со снохой, молодая Ларок с выводком невыразительных детишек – кипятят воду, готовят тазы и большой ушат из просмоленного дерева. Бризар точит оселком нож. Взбодрившийся отец просит, чтобы ему помогли встать и одеться. Мать семейства протестует, но не может переупрямить его. Рубаха болтается на исхудавшем теле, брюки приходится подвязать веревкой, чтобы не упали. Отец напоминает флюгер на ветру, его шатает, он тяжело опирается на руку Элеоноры. Мужчина замирает на пороге. Стоит, подняв лицо к холодному солнцу. Вдыхает полной грудью привычный и такой утешительный запах навоза и медленно разлагающихся опавших листьев, которые улеглись на землю под голыми черными деревьями, что растут вокруг фермы. Дочь замечает, как по телу отца пробегает дрожь наслаждения. Шаркающими шагами он добирается до любимой трухлявой скамейки и усаживается на нее. В последний раз. Мать накидывает ему на плечи два толстых одеяла.
– Потом не жалуйся, я тебя предупредила…
Отец как будто не слышит. Он отворачивается, смотрит на подбежавшего Альфонса. Пес обнюхивает его. Человек протягивает