Альбер Бризар бросает тоном специалиста:
– Бывает, негодники сцепляются аж на полчаса.
И повторяет шепотом себе под нос:
– Полчаса…
Остальные медленно качают головами, не сводя глаз с неутомимого самца.
Спустя год после происшествия в свинарнике, удушающе жаркой летней ночью, насквозь пропахшей жирной овечьей шерстью и потом генетт – мелких лошадок испанской породы, – женщина просыпается от скорбного предчувствия. Садится на край кровати, кладет ладонь на живот и тревожно-слепым взглядом смотрит внутрь себя. Исследует загадочную плоть и подземные течения, которые зарождаются в этом словно бы чужом теле, проливаются на матрас, текут по ногам, капают на пол. Она встает, шатаясь, бредет в закуток за кухней, закрывает за собой дверь и выкидывает ребенка в таз, над которым каждую неделю смывает с себя полупрозрачное мужнино семя, пока он храпит в кровати за стенкой. Все происходит очень быстро и почти безболезненно. Тело – в полном согласии с хозяйкой – мгновенно избавляется от ноши. Женщина смотрит на безмолвный недвижимый груз, охваченная ужасом, стирающим из головы все мысли, потом закутывается в платок, берет таз, выходит из дома и растворяется в ночи рядом со свинарником, где под соломой и ореховыми ветками – будущим «гнездом» опороса – спят свиньи.
Назавтра, в тот же час, когда заря поднимает занавес над заморской синевой, выделяя далекую черную линию Пиренеев, женщина садится на велосипед, едет в деревню, пересекает тихую площадь, затененную бесконечно высокими каштанами. Распахивает двери церкви, пахнущей холодным камнем, миррой и ладаном. Сдвигает лавки и молельные скамеечки, подметает, потом, встав на колени, моет черным мылом пол в нефе. Натирает воском исповедальню, алтарь и деревянные панели стен. Стирает пыль со свечей и мерцающего перламутром тела Спасителя, чистит ярко-красную «рану» на правом подреберье. Взмокнув от усилий и старательности, она садится на ступени паперти. Небо над деревьями посветлело, день вступил в свои права, зубчатые листья кажутся вырезанными из зеленого фетра. Телята со смешными, непропорционально длинными задними ногами сосут молоко у трех шаролезок[3], их шкуры покрыты росой, они щиплют траву, мирно качая головами, и бубенчики весело позвякивают в унисон с воробьиным чириканьем. Густое дыхание животных пахнет рубцом и метаном, они регулярно отрыгивают и пускают газы, запахи смешиваются с ароматом дрожжей и свежего хлеба из пекарни. Женщина поднимается, превозмогая боль в суставах, идет через площадь к уличному фонтану, умывает вспотевшее лицо, вытирается полами блузки, зачерпывает в ладони воды и утоляет жажду. Следом за ней напиться мутной воды подходит корова с теленком, от которого пахнет молоком. Он смотрит на крестьянку мутным взглядом, в его зрачках она видит свое выгнутое отражение и площадь, где невозмутимо пасется все остальное стадо.
Когда муж заболевает в первый раз, она сначала надеется на