загрузили. Им явно было хорошо внизу, а значит, и нам всем будет хорошо, ведь мы и они – одинаковые люди. Обжитый участок изучили досконально: воздух, почву, воду… Но только его.
Остальная планета была с сильными магнитными аномалиями, из-за которых отказывали дроны. Разведботы туда не долетали, и с выпущенных спутников шли сплошные помехи. Доступной и открытой была только «земная» зона. Мы даже не знали толком, что там! И даже не знали, почему мы не можем выяснить!
Аномалию разгадал папа Саид. Вначале её сочли природной, потом подумали на инопланетян – на них всегда думали, когда было что-то не так. А он взял – и всё объяснил. Это была система противометеоритной обороны, как на кораблях Первой волны колонистов, только изменившаяся, с испорченным программным кодом. Как будто та система скопировала себя, и так несколько раз, поэтому накопились ошибки. То есть не ошибки, а мутации, потому что система продолжала работать и даже развиваться. Но связаться с этой системой никак не получалось – она стала как бы чужой для нас.
Мутация такого масштаба всегда оставалась теоретической. Папа Саид называл её «поэтической». Это звучало приятнее, чем «абсурдная», как говорили другие. Папа Саид занимался как раз такими мутациями, а его оппоненты считали, что масштабных длительных мутаций не может быть – «система коллапсирует». Всё равно никто не мог просчитать, то там может быть: для этого нужны были такие же мощности, как для гиперпространственных прыжков.
С папой Саидом спорили. Но в итоге его версию приняли за основную. Папа Саид говорил, что это была приятная версия. У него имелась другая разгадка – но её даже не записали. Что каким-то образом искусственный интеллект системы противометеоритной обороны обрёл сознание. «Почему тогда ИИ на наших кораблях не эволюционировали?» – спросили его, когда он озвучил эту мысль.
В общем, взрослые опять принялись спорить. Технические инженеры спорили о том, что именно ослепляет технику. Научные инженеры спорили, спонтанные это мутации или индуцированные, а если индуцированные, то чем. Социопсихологи спорили об общественном устройстве в деградировавшей колонии. Даже простые пассажиры кораблей никак не могли прийти к общему соглашению – что делать, как относиться к аномалиям, опасны они или нет… А ведь разбудили очень многих! Разумеется, еды нам хватало, но вкусностей стало так мало, что неквалифицированным пассажирам разрешалось заказывать расширенное меню только раз в пять дней.
Из-за этих споров заморозили всё. Запросы и заявки заворачивали. И ни одну проблему не могли решить – даже общим корабельным голосованием! Обычно серьёзные задачи решаются по правилу «семидесяти и десяти», и всегда договариваются заранее. А теперь получалось максимум пятьдесят процентов «за» и по меньшей мере двадцать пять процентов воздержавшихся. В школе такое соотношение голосов называли «штилевым» и определяли его как демократический кризис… И об этом тоже