полупоев, полуживым нестись,
Шкуру напялив привычную, маску приклеив, сердце – в спящий режим.
И с восьми до пяти себя завести. И так завестись,
Чтоб потопить в пучине-важных-проблем души-непорочный-интим.
После – совсем разлагаясь, медленно-верно домой. Желательно к нелюбимым.
К тем, чьи до боли чужие души, в непонимании сохнут от жажды.
И чертыхаться, искать виновника, да прикрываться лживым миром,
И многослойно укутать себя от режущей больноправды.
И если вы скажете мне, что это ещё жизнь,
Я рассмеюсь до горьких-прегорьких слез.
Очнитесь, мои хорошие, вы же совсем не всерьёз?
«Слушай меня, Луна, мелькай за окном желтоватой улыбкой…»
Слушай меня, Луна, мелькай за окном желтоватой улыбкой,
А я расскажу лишь о нем и о том, как возле него – мне уютно, легко и беспечно,
И как для души-весны стал путем он млечным,
И сердце – оркестром в полном составе, а не как раньше – плачущей скрипкой.
Ведомая за руку счастьем, любовью и мигом неповторимым…
Люби меня долго-долго-долго, любимый!
Пой вместе со мной, Луна, не скрывай серебра-переливы за крышами многоэтажек,
Лови каждый вдох, ласкай этот мир самым нежным влюблённым взглядом…
Когда прижимаюсь к нему – ни-че-го-ничего не надо!
Есть только минута – момент! А остальное – не важно!
И как Москва-новогодняя-предрождественская – глаза сияют необъяснимо!
А ты люби меня долго-долго – долго, любимый!
И надо бы спать, Луна, наше время пошло, поплыло над встревоженным ночью городом,
Во мне – сотни тысяч снежинок кружат-парят и медленно тают,
А он – далеко, но всегда со мной. Он об этом знает.
И больше – ни на секунду и ни на йоту не обернусь холодом.
И оставайся навечно внутри – Богомхранимый…
Люби меня долго-долго-долго, любимый!
«Боже! Спаси метущиеся души, зажатые в тиски разумом…»
Боже! Спаси метущиеся души, зажатые в тиски разумом,
Лишённые голоса права,
Прозрачные от безразличия…
Уставшие от прогресса-мира-энергичного,
Глотающие суету, покорно идущие на расправу,
И потеряв дыхания-курс, дыша навязанной заразой.
Ведь каждый день их, как очередная масса серая – пластилина,
И взгляд – разбитый, словно фонари на забытой улице,
А руки-плетью опущены. Потеряны крылья.
И все мечты – на антресоли – пылью.
Безвольное тело бредет в одном направлении, сутулится,
А понедельник – утро – уже привычная «скарлатина».
Боже! Открой глаза им! Намекни как будто невзначай!
Пошли им странника-чудака. Пусть дивятся!
Пусть придут в ужас, дабы заново родиться,
Дабы в поединке победить себя-тряпичного. Яркой молнией разразиться!
И навеки спрыгнуть с маятников-крючка!
Боже!