уличных торговок сладостями, мороженным, газированной водой, соками в розлив. Нет пивных ларьков, где из бочек наливали настоящее пиво. Нет (почти) продуктовых магазинов.
Раньше-то на площадь Льва Толстого выходило два Гастронома, рыбный магазин, магазин «Мясо», зеленной магазин. Сейчас же ничего этого нет. Вместо продовольствия торгуют там кожей, калькуляторами, одеждой и т. п.
И самое главное: нет на Петроградской доброжелательной, неспешливой ленинградской публики. Что-то скучновато стало на Петроградской.
На площадь Льва Толстого
С окрестных крыш и шпилей
Слетались утром голуби, простые сизари.
Старушки и детишки
Красивых птиц любили
Бросали на асфальт сырой пшено и сухари.
Решили в кабинетах:
От птиц лишь грязь и мусор.
Разносят эти голуби заразу средь людей.
И мальчики в штиблетах
Рассыпали приманку
И отравили разом красивых сизарей.
(Однако, чище на Петроградской не стало)
аннЕНСКАЯ МЕДАЛЬ
Облупилась прежняя респектабельность
Если отворишь массивную дверь из морёного дуба с шестигранным окошком для швейцара и войдешь внутрь, то окажешься в монументальной парадной с широкой лестницей, ограниченной массивными черными перилами, поддерживаемыми такими же массивными балясинами.
Стены парадной впечатляли. Желтого цвета, выполненные под мрамор, они в центре имели цветную мозаику, изображавшую вазу с цветами, обрамлённую лавровыми ветками. Тянулись эти стены до самого пятого этажа. Снизу они имели метровый бордюр, представлявший собой прямоугольный орнамент, выложенный из мраморов разных расцветок. Ну, и высоко рельефная лепнина, и широкие окна, снабженные бронзовыми рукоятками. и устройства для крепления ковровой дорожки.
Ковровой дорожки конечно же не было. Она пропала в революционные годы. А швейцариха сохранилась. Это была совершенно старорежимная старуха с копной седых волос на голове и с пронзительным взглядом сквозь стёкла пенсне. Звали её церемонно: Генриетта Константиновна.
Она ни с кем из жильцов не общалась и даже не разговаривала. Ходили слухи, что швейцарихой она стала от безысходности. Якобы она – вдова царского генерала, казнённого солдатами. В начале тридцатых её выселили из генеральского особняка, вот она и пристроилась швейцарихой. Да и то по знакомству.
Иногда она сидела за столом возле лифта, но большая часть времени использовалась ею для поддержания чистоты в парадной. Лёшка считал, что все её боялись. Ну все, не все, но Лёшка точно боялся. Он даже и в мыслях не имел переться в парадную с керосиновым бидончиком или там с санками или самокатом: только через черный ход. Парадная было что храм.
Вот перед дверью этого храма и стоял первоклассник Лёшка Барсуков не в состоянии отворить массивную. черную