этого случая мать боялась меня. Я видела животный страх в ее глазах, и она сдала бы меня в детдом, если б не боялась осуждения людей еще больше.
Когда мне исполнилось четырнадцать, я уехала – поступила в училище. Мать, наконец, вздохнула свободно. Ее слова все еще звучат у меня в ушах: «Живи, но к нам не возвращайся, ты мне не дочь, мой ребенок умер!»
Тогда я еще не знала, что она имеет в виду, но я помню боль, которую испытала. Больнее мне не было никогда. Сердце проткнули острым ядовитым жалом, которое застряло там навсегда.
Я до смерти боялась, что сила, дремавшая во мне, лишившая меня матери, вырвется наружу. Боялась, что меня закроют в психушку, посадят в тюрьму, объявят на меня охоту, как на зверя. Даже в самых трудных и отчаянных ситуациях я не позволяла себе поддаться гневу. Но даже так, от меня бежали, как от прокаженной. Мужчины – до первой размолвки, работа – до первой ссоры с коллегами, подруги – до первого предательства. Что-то навсегда осталось в моих глазах от того чудовища.
Детей бог не дал, а я так мечтала! Бегала по больницам, по бабкам, терпела подлецов, лишь бы сделали мне ребенка, и даже пыталась зачать непорочно, ставила свечки всем богам. Согласна была взять сироту, но в детдоме мне отказали, сказали, семья должна быть полной.
В сорок пять поняла, что все в прошлом, выносить из-под меня горшок в старости будет некому. Все, что у меня осталось, работа «лишь бы не уволили», хроническое безденежье, неустроенный быт, одиночество, холодная постель и социальные сети интернета с «несгибаемыми супергероями» хронических неудачников по жизни. Я с ужасом ждала зиму, боялась однажды ее не пережить: вечная нехватка дров, прогнивший насквозь дом, полусгнившая стройка, ради которой я залезла в кредит, разорившись в конец.
А еще этот сон, так похожий на явь…
И все же, я не смирилась. Я была уверена, что должна, наконец, попасть в этот проклятый замок – понять, почему он не отпускает меня. И долго к этому готовилась – всю жизнь.
Чтобы побороть страх перед мертвецами, будившими во мне странное чувство и видения, я даже провела несколько ночей на кладбище. Не на самом, естественно, рядом, за кладбищенской оградой. К кладбищу примыкали огороды новостроек разросшегося пригородного поселка, светили уличные фонари, мимо по трассе проносились автомобили. Но, стоя за кладбищенской оградой, мне казалось, что я вижу город живых мертвецов.
Такой же дряхлый и обветшалый, как их разлагающиеся под землею тела.
Я была как одна из них – они видели меня, пытались заговорить, радушно зазывали, предлагая поселиться в одном из пустующих домов, искренне радуясь новой соседке, и я видела то, что видят они: каждый в том возрасте, в каком ушел из жизни, процветающий город, дома, с плодоносными садами и огородами, отношения, построенные на любви и взаимопонимании…
Но, стоило отстраниться от их иллюзий, как еда становились прахом, дома – руинами, тела – мощами, изъеденные червями, а их отношения – то, что они не смогли построить при жизни.
Мне было страшно. Очень.
Но я смогла!
Глава