по себе, вне моей воли». Майя обладает такой же силой воли и самоотверженностью, как и Галина. Премьеру «Чайки» во Флоренции она танцевала со сломанным пальцем левой ноги. Перед каждой репетицией, каждым спектаклем замораживала палец хлорэтилом.
Жизнь в искусстве требует каждую из артисток целиком. И тем ужаснее, что именно они оказываются вовлечёнными в идеологический конфликт Художника и Власти.
Травля Плисецкой началась ещё в конце 1940-х годов из-за непосещения ею политчасов, на которых артисты Большого в принудительном порядке обязаны были коллективно повышать знания основ марксизма-ленинизма. Позже из-за доносов кагэбистов, обязательно сопровождавших на гастролях советских артистов, Майя на шесть долгих лет попадает в чёрные списки «невыездных», а после частной встречи в Москве со вторым секретарём английского посольства за ней по пятам стала следовать машина с сотрудниками КГБ. И, наконец, в 1956 году фабрикуется обвинение Плисецкой в работе на английскую разведку. Причём обвинение настолько нешуточное, что о нём специально докладывал генерал КГБ Серов на заседании Политбюро. «До того затравили, – рассказала Майя, – что я ни дня тогда без мысли о самоубийстве не жила. Какую только дорогу на тот свет предпочесть, раздумывала. Повеситься, выброситься из окна, под поезд лечь…». О сотрудниках КГБ, принимавших участие в преследовании, Плисецкая, не прибегая к эвфемизмам, не желая прятаться за интеллигентским слогом, так прямо и пишет: «Сволочи!».
Вишневская написала в книге, что открытый конфликт с властью настиг её, как и Майю, в зените отечественного и международного успеха. Почва для этого конфликта готовилась давно. Будучи принята в Большой в двадцать пять лет, Галина поняла, что артисты приписаны к месту работы, как на фабрике, и за месячную зарплату должны выполнять норму спектаклей. Позже она изо всех сил сопротивлялась вербовке КГБ в сексоты (секретные сотрудники – И. П.), в доносчицы. Преследование властью семьи Вишневской вылилось в круглосуточную слежку КГБ за их дачей в Жуковке, в бойкот прессы, доносы коллег, изгнание артистов с радио и телевидения, выживание их с мужем из концертных залов Москвы, из России, и в лишение гражданства в 1978 году. Всё это было расплатой за то, что супруги в течение четырёх лет давали на своей даче приют Александру Солженицыну. Это было расплатой и за то, что Мстислав Ростропович при полном одобрении жены в 1970 году написал главным редакторам центральных московских газет Открытое письмо, в котором выступил в защиту Солженицына.
Жажда свободы личности, «термоядерный заряд» энергии, сила характера помогли Галине и Майе выстоять, выиграть войну за достойное место в жизни, отстоять свою «самость», своё «Я», о чём красноречиво говорят и заголовки их книг.
Даже свои женские наряды Вишневская и Плисецкая превратили в мирное, но «оружие». Ведь за их смелыми и оригинальными нарядами прочитывался откровенный идеологический замысел – вызов, эпатаж, противостояние уродливой морали, которая диктовала