он меня не очень любезно.
– На это есть причина, – ответил я ему и закашлялся.
В лаборатории пахло серой с привкусом металла.
– Извини, – сказал он, – сейчас проветрю.
Он подошёл к окну и распахнул створки. В лабораторию ворвались шумы улицы: шелест листвы тополей, шорох шин проезжающей машин, шаги каблучков спешащей домой женщины и писк стрижей, летающих над крышами домов, чтобы устроиться на ночлег.
– Так в чём вопрос? – спросил Василий Антонович.
– Видишь ли, дорогой друг, – начал я, – только что мне случилось пережить нечто новое, отчего я не могу найти себе место. Вот пришёл к тебе, поделиться своими мыслями и услышать твоё мнение.
– Говори, – деловито сказал Василий Антонович, ни на минуту не прекращая своих манипуляций с позвякивающими приборами.
– Я уже двадцать лет ничего не вижу, – начал я, – ты это знаешь. Так что те впечатления, которые я лицезрел в своей прошлой зрячей жизни, практически уже стерлись из моей памяти, и весь этот мир для меня сейчас погружён во тьму. К этому я привык, смирился и считаю это своим обычным состоянием. Но вот четверть часа назад я вдруг опять увидел этот мир.
– Вернулось зрение? – спокойно спросил меня учитель.
– Нет, совсем нет, – заёрзал я на стуле. – Я вдруг увидел свою комнату и закат солнца в окне. И знаешь, кто помог мне это увидеть?
– Кто же? – не проявляя никаких эмоций, спросил Василий Антонович.
– Мой двойник. Вернее сказать, я даже не знаю, кто он был. Но вдруг он появился перед моими глазами, разговаривал со мной, а потом, как будто включил свет, и вся моя комната озарялась сиянием, и я видел в окне лучи солнца и проплывающие облака.
Я подробно рассказал ему всё, что со мной случилось.
– Ты давно был у психиатра? – спросил меня Василий Антонович.
– Я так и знал, что ты это спросишь. К твоему сведению, я ни разу в жизни не был у психиатра.
– А стоило бы, – заметил учитель.
– Я пришёл к тебе не за этим, чтобы выслушивать всякие обидные советы, – сухо ответил я. – Ты бы лучше помог мне разобраться в этом феномене. Я не сумасшедший, и никогда им не стану. И если хочешь знать, я в здравом уме и хорошей памяти.
– Ну, не сердись, друг, – молвил учитель мягким тоном, перестав греметь приборами. – Я не хотел тебя обидеть. Но то, что ты мне говоришь, какая-то чушь. Может быть, тебе всё это приснилось?
– Да не спал я, уверяю тебя! – воскликнул я, теряя терпение.
Василий Антонович сел напротив меня. Я слышал его дыхание.
– Но сам-то ты признайся, что всё, что ты мне сейчас рассказал, выглядит немного странно.
– Я понимаю это. Но, тем не менее, что-то ведь произошло? Некоторое время Василий Антонович ничего не говорил. Вероятно, сидел в задумчивости. Но затем он встал, подошёл к окну и закурил сигарету. Табачный дым перебил ароматы улицы, смешанные с остатками запаха серы и металла.
– Видишь ли, – сказал он слепому, – на всё это можно