освободить его от проверки. Но он тут же отказался от этой мысли: еще подумают, что он хочет спрятаться в кусты…
Владимир Харитонович набрал номер телефона медицинского училища, где, по словам Измайлова, работала Марина Антоновна Белоус. Авдеев решил пригласить ее и мужа для беседы. У него все еще теплилась надежда, что супруги образумятся и поймут. Каких только недоразумений не бывает в жизни.
Но комендант общежития училища Белоус Марина Антоновна в пятницу подала заявление об отпуске за свой счет, и просьба ее была удовлетворена…
– А какую указала причину? – спросил Владимир Харитонович.
– По семейным обстоятельствам, – ответили ему. – В субботу Марина Антоновна срочно вылетела к дочери.
Авдеев позвонил на станцию скорой помощи, где Федор Михайлович Белоус работал шофером. Но выяснилось, что у него выходной день. Помпрокурора взял номер его домашнего телефона.
Белоус был дома. Авдеев представился и попросил, если у него есть время, зайти в прокуратуру.
– Могу зайти, – ответил шофер спокойно.
Он появился в кабинете помпрокурора через полчаса. Лет пятидесяти, сухощавый, с глубокими морщинами на лбу, темнолицый, с серыми внимательными глазами. Одет Белоус был в добротный, несколько старомодный костюм. Верхняя пуговица белой рубашки была расстегнута.
Когда он сел напротив Авдеева и положил руки на колени, Владимир Харитонович обратил внимание на его короткопалые кисти. Такие обычно бывают у шоферов – с навсегда въевшимся в поры машинным маслом. И еще одна деталь: на правой руке между большим и указательным пальцами татуировка – маленькое, пронзенное стрелой сердечко.
– Вот, хочу с вами поговорить по поводу вашей жалобы, товарищ Белоус, – начал Владимир Харитонович.
– А что об этом говорить, – пожал плечами шофер. – Уже все сказано. Вашим прокурором из Зорянска. Лучше, по-моему, не скажешь…
– Вы давно женаты, Федор Михайлович? – решил изменить тактику Авдеев, потому что по существу, видимо, сразу говорить не следовало.
– Товарищ начальник, а это, по-моему, без разницы… Год, десять, что вам от этого?
Владимир Харитонович несколько смешался: Белоус явно не был расположен к доверительной беседе. Авдеев чувствовал, что он очень зол. Той тихой злобой, которая бывает страшна и непреодолима.
– А по-моему, разница есть… Когда человека знаешь много лет, то, наверное, веришь ему… Во всяком случае, понимаешь.
– Баба может и через двадцать лет замужества сделать подлянку. Такая у них порода паскудная… Марина у меня вторая жена… Хватит, с первой хлебанул. Одну треть в каждую получку отрывает. А моих ли кормлю – еще бабушка надвое сказала… Насчет веры – своим глазам я верю, и баста. И пусть тысячу раз скажут – мне пустой звук…
– Жена ваша действительно к больной дочери улетела? – спросил Авдеев.
– Мне теперь до фени – хоть в Африку. Буду я свою нервную систему тратить. Пососали из меня денег – хватит.
– Хорошо, товарищ Белоус.