но были и те, которые напоминали о детстве в монастыре. Например, Альма так и не отвыкла от ранних подъемов. Пусть теперь в этом не было необходимости, пусть теперь она могла нежиться в постели до начала занятий, будь-то уроки Аргамона или других приглашенных преподавателей, не получалось. Как делала всю свою жизнь, даже в этом доме Альма просыпалась с солнцем, читала молитву, вкладывая в нее немного новый смысл: девушка просила, чтоб однажды ее сны о нем стали явью, а потом мчала в новый день, полный надежд.
– Не спится же вам, госп… Альма, – Свира взялась убирать постель, когда Альма, проносясь мимо, клюнула ее в щеку, направилась к двери.
– Хочу наведать Шоколадку.
Не дожидаясь ответа, Альма вышла из комнаты, тихо притворила дверь. Дом еще должен был спать, что Ринар, что Аргамон славились любовью сидеть в компании друг друга или в одиночестве допоздна, и утро начиналось у них, а значит и всего дома, ближе к полудню.
Альма спустилась вниз по лестнице, вооружившись лишь пузырьком света, созданным по щелчку пальцев (этому она научилась достаточно быстро). Толкнув тяжелые двери, девушка ощутила, как влажный прохладный воздух ударил в лицо. Ранняя весна в этом году затянулась. Сад перед домом был укрыт туманом.
Но значения сейчас это не имело, снова сердце ухнуло в пятки.
– Мой лорд, – увидев на крыльце знакомый силуэт, Альма почувствовала, как дрожь прошла по телу. Так было всегда, стоило мужчине появиться на горизонте.
Он стоял к ней спиной, держась за перила, вглядывался куда-то вдаль. Снова был слишком занят своими мыслями, чтобы заметить ее приход. Альма остановилась в нескольких шагах за спиной мужчины, ожидая, пока он отреагирует на ее появление.
– Почему ты так рано встала, душа моя? – Ринар не обернулся, даже не пошевелился, но это и не требовалось, чтоб на сердце разлилось тепло. Только его тихий голос, и это «душа моя…» могли вызвать такую реакцию. Он давно начал обращаться к ней так. И Альме нестерпимо хотелось, чтоб это обращение значило для него так же много, как для нее.
Стоило ему оказаться рядом, от еще недавно такого хладнокровного ума не оставалось ничего. Альма не понимала саму себя, но бороться с родившейся в сердце влюбленностью не могла, и по правде, не хотела.
– Хочу проверить все ли уже хорошо с Шоколадкой, – на шестандцатилетие Ринар подарил ей лошадь. Красивого, статного скакуна, достойного представителя своего рода и породы. Когда-то ее не впечатлило лакомство, носящее это гордое название, зато лошадь с таким именем навек отпечаталась в сердце. Возможно потому, что это был первый его настоящий подарок.
И пусть Альма знала, подсказку дал Аргамон (сам лорд скорей всего понятия не имел, что у нее будет день рождения), это было не важно.
К тому же… Даже она так точно и не узнала, когда родилась.
Почти сразу после попадания в этот дом, они с Аргамоном ездили в город – нужно было уладить некоторые бюрократические процедуры, в том числе и оформление документов. Оказалось, что в этих