вчера, кричали друг на друга, вот. И я немного переживаю.
Муж пожевал нижнюю губу, словно прикидывая, насколько можно поверить этой версии. Видимо, не найдя доказательств обратному, кивнул.
– Ладно, любимый, мне пора, – поспешила удалиться Олеся.
И, клюнув его в рот, скрылась за дверью.
В офисе с прошлого вечера ничего не изменилось. Коллеги с утра пораньше успевшие навести марафет, поджидали нового директора, иногда бросая ревностные взгляды на более привлекательных, по их мнению, конкуренток. Компьютерные столы за ночь не переместились, продолжая изображать в кабинете Стоунхендж. Олесин персональный тоже не сдвинулся ни на метр, поглядывая передней перегородкой на закрытую пока дверь начальства.
Смирнова присела в кресло, поставив сумочку в специальное углубление, на всякий случай, оставила ее открытой. Выхватила несколько листов оборотки и, свернув пополам, принялась на манер веера ими обмахиваться. Добираясь на работу мелкими перебежками, она ужасно вспотела и теперь чувствовала себя скверно. Не по-утреннему жаркое солнце успело не только растопить асфальт, но и поколебать ее уверенность в выборе одежды. Водолазка неприятно липла к спине, а между телом и брюками образовалось некое влажно-жаркое пространство, словно бы габардиновую ткань дудочек поменяли на полиэтилен. Однако вот прямо сейчас снимать «кольчужку» Олесе по-прежнему не хотелось, несмотря ни на какие неудобства. Пока что одежда оправдывала себя, защищая от поползновений, впрочем, Смирнова логично предполагала, таинственный невидимка, если он и существовал, просто еще не появился.
Как и Вячеслав.
Мысль кольнула иголкой, но так и осталась без внимания, потому как помянутая персона соизволила появиться. Если бы Олесина бабушка была жива, она непременно перекрестилась и сказала: «Не поминай лихо пока тихо». А Олеся вспомнила, вот лихо и показалось.
Как и вчера Орлов был мгновенно облеплен нежно воркующими поклонницами. Шествуя к своему кабинету, он раздавал указания направо и налево, щедро сдабривая их чарующими улыбками. Менеджеры, вкусившие порцию внимания, млели и без возражений соглашались.
Смирнова наблюдала за спектаклем с все нарастающим раздражением. Она не понимала, почему девушки превратились в бестолковых куриц, кружащих вокруг яркого петуха. Чем их так прельстил, пусть и вполне себе привлекательный и в чем-то даже экзотичный, но точно не тянущий на звание идеального, Орлов? Лицом? Счетом в банке? Но сюда захаживали и более красивые и что для некоторых важнее, богатые и перспективные мужчины. Такого ажиотажа не было. Почему же приятельницы, махнув рукой на приличия, багаж из мужей и постоянных партнеров, буквально предлагали себя ему? Возможно, они велись на его чувственный голос, обхождение или шарм? С первым Олеся еще могла бы согласиться, второе – весьма спорно и смахивало скорее на отлично развитую артистичность, чем на отточенные манеры. Третье она, вообще, не воспринимала.
Если бы ее спросили какие чувства вызывал у нее новый директор, она, без сомнения, сказала: