ни шло, но поступать сестренке придется на бюджетный. Мама все равно не потянет платить за обучение. Ленка в курсе, но – мы похожи. Знаем, но ничего не делаем. Глупо это все, но принять какое-то решение для нас с Ленкой – смерти подобно. Так и будем тянуть до последнего.
– Ты меня простил? – Спрашивает Лена мне в ухо.
– Да, – говорю. – Отойди уже. Инцест – штука серьезная, ты не доросла еще.
– Фу! – Она отходит, потом говорит. По привычке. – Дурак.
– Фашистка.
Ма накрывает на стол – без нас. Лена подрывается в последний момент, но к этому времени Ма уже все сделала сама, и на лице у нее выражение безразлично-смиренное. А эти ее морщины и морщинки – как будто все наши с Ленкой проступки. Наверное, она давно перестала на нас надеяться. Я работаю, но для этого приходится иногда прогуливать институт. И, наверное, меня скоро выгонят. И сначала меня выгонят с учебы…
Часов в шесть приходят не только обещанные бабушка и тетя Катя, а почти весь клан Хмелевских. Обалдеть можно. Ленка держится подальше от старших братьев (двоюродных) и их жен – ждет, пока пить начнем. Тогда ее отпустит, и она сможет со всеми нормально общаться. Некоторые думают, что у меня странная сестра, но я-то ее знаю. Она не сразу вливается в компанию, это да. Нет у нее этого. Но в принципе она нормальная, и я знаю, что Ленке не обязательно пить, чтобы веселиться. Но это с теми, с кем она постоянно общается. А братьев наших мы не то чтобы часто видим, к тому же, им обоим уже по тридцатнику. Так что я понимаю, что маленькой сопле с ними легче, когда она выпьет.
Все рассаживаются, мама с бабушкой еще делают что-то на кухне, тетя Катя рассказывает Ленке про то, как она съездила в Сергиев Посад, а мы с братьями идем на балкон покурить. Это те люди, которые никогда не спросят меня про военкомат, за что большое им спасибо. Когда мы возвращаемся, Лена и тетя уже говорят на повышенных тонах – они всегда по поводу религии спорят. Тетя говорит, что Лена сама со временем ко всему придет, к Богу, то есть, а Лена (господи, ну зачем она спорит?) с пеной у рта доказывает, что вера и религия – разные вещи.
И та и другая от кого-то явно наслушались, но если Ленку еще можно в какую-нибудь секцию восточных единоборств записать, чтобы у нее мозги проветрились, то тетю – уже поздно.
Серьезно, я думаю, что восточные единоборства – это для духовного роста очень полезно. Как ты можешь о чем-то судить, когда ты – барахло, и даже толком не знаешь, на что способно твое тело. Кто-то, может, Сиддхартха, сказал, что ты – это то, о чем ты думаешь. А мы всякий мусор по телеку обычно смотрим, думаем как калеки, эмоциональные и интеллектуальные инвалиды. А единоборства – там же все очень тесно с духовными исканиями связано. Я бы и сам записался, если бы у меня было больше времени. И денег.
Да, ладно, это все глупости. Я имею в виду: я такой же, как Ленка. И как моя тетя. Только и могу, что языком молоть, чужие мысли повторять. Как же все это надоело. Наша мама, наверное, самая решительная из всей семьи. Мы с сестрой бесполезные. Остальные – ну, у каждого свое, у каждого какой-то непорядок в голове.
– Кирюх,