меня – сами знаете. Вот так и подружились. Ее отец работал на текстильной фабрике, иногда приносил мне модные рубашки. Знаете, для них – производственный брак, швы кривые, ткань плохая, а для небогатого мальчишки радость. Я очень ими гордился. Потом он получил работу в другом городе, и они всей семьей уехали. Как раз лет пятьдесят назад. Вот так-то.
– Ну что ж, мы хотя бы знаем ее имя. – Вздохнул Пашка, когда они вышли на улицу.
– Да, но толку-то? – Юлия поджала губы – Я вот думаю, Пашка, а с чего мы взяли, что был какой-то художник и какая-то романтическая история? Шкаф вполне мог принадлежать Антуанетте, а портрет мог написать кто-то из ее друзей или подруг. Поэтому Нерон Петрович и не помнит художника.
– А почему в шкафу? – Возразил Пашка.
– А просто шутки ради. Потом Антуанетта уехала, а громадный шкаф с собой не повезла. Следующие жильцы заклеили картину обоями, чтобы не смущала. Ну подумай сам, какой пылкий влюбленный будет заклеивать портрет любимой женщины?
– Может, он хотел ее забыть.
– Ох, Пашка! Почему он тогда не продал шкаф? Ладно, думай, как знаешь, поиск все равно зашел в тупик. Мне все-таки кажется, что Элиэйзер надел на нас розовые очки. Как только шкаф приведут в порядок, выставлю его на продажу. Ну, не раскисай. По крайней мере, это было интересно.
Через несколько дней жизнь в комиссионке вернулась в привычную колею. Юлия склеивала фарфоровую чашку, Элиэйзер с Пашкой чинили старинный телевизор, а позабытый уже шкаф мирно возрождался в столярной мастерской. Все было хорошо.
Элиэйзер приладил переключатель и осторожно перевел его в рабочее положение. Последовала вспышка, и Пашка, как раз поправлявший вилку в розетке, с руганью отскочил в сторону. Телевизор не отреагировал никак.
– У, рухлядь! – старик в сердцах грохнул по нему кулаком – Выкинуть…
Экран моргнул и ожил.
– Пашка, смотри-ка, шкафный дом! – сказала Юлия – Звук есть?
Элиэйзер что-то подкрутил, и из динамиков донесся искаженный голос:
– «… доживает свои последние часы. Уже завтра рабочие не оставят здесь камня на камне. И, хотя здание не подлежит реставрации, а на его месте планируют построить детский центр, никак не удается избавится от чувства, что вместе с домом уходит часть нашей истории…»
– А я думал, его уже снесли. – Сказал Пашка.
– Я тоже. – Кивнула Юлия.
Пашка задумчиво погрыз карандаш.
– Слушай, Юлька, не хочешь завтра сходить туда?
– Зачем?
– Не знаю. Может, попрощаться. Все-таки история. Мне почему-то кажется, что нам нужно туда пойти.
– А магазин кому оставить?
– Мне. – Вдруг сказал Элиэйзер – Идите, может, еще что-нибудь про наш шкаф узнаете. Если не пойдете, жалеть будете.
Юлия ухмыльнулась и поставила готовую чашку на стол.
Грохот стоял невозможный. Здание обнесли высоким сплошным забором, но, не смотря на это, кусочки кирпича все-таки падали на тротуар. Над забором