провалиться в дрём, но засыпать ему нельзя. Или можно. Не уверена, но рисковать не хочу, потому пусть бодрствует.
– Стараюсь. Оно всё так болит, но я терплю, хотя плакать хочется.
Я испуганно посмотрела на него, потому что он нёс полную чушь, как бывает с людьми во время сильной лихорадки. Мы довольно быстро доехали до квартиры, но Тим был в бреду, то ли от боли, то ли от многочисленной потери крови.
– Всё, встаём, – пора его вытаскивать, пока он совсем не обмяк в тёплой воде. Положив руку под голову и слегка придерживая его корпус, я помогла парню сесть, и потом перехватив его руки, поддержала, пока тот вставал на ноги, на которых снова чуть не потерял равновесия. Я поддалась вперёд, обхватывая руками его за талию, не обращая внимания на свою майку, что уже сильно намокла, крепко его держала, пока Тим вылезал из ванны. – Эм, я нашла там вот это. И ты мог бы сам переодеться? Я не могу положить тебя, эм, мокрым на диван.
– Вот «это» называются трусы, если ты не знала, – он еле-еле разлепил свои глаза, чтобы посмотреть на то, что я настойчиво пихаю ему в непослушные руки. – И штаны. Я попробую.
– Я буду ждать за дверью, – промямлила я, расцепляя руки и собираясь выходить, но Тим не дал мне выйти. Он мягко, но властно обхватил моё запястье своими длинными пальцами. – Что ты делаешь?
– Держусь, – ответил он совсем тихо, но даже так я услышала некоторый издевательский тон. – Я могу упасть.
Я отвернулась от него, когда пальцы Тима мягко спустились к моей ладони и быстро переплелись с моими пальцами.
Когда он закончил с переодеваниями, я слишком громко, но облегченно выдохнула, и будь ему сейчас чуть лучше, Тим бы уже едко всё прокомментировал. Надеюсь позже он об этом не вспомнит.
Мне снова пришлось краснеть, когда он начал путаться в штанинах трико, что я ему приготовила, и мне пришлось ему помогать, стараясь не разглядывать его. Когда этап с переодеванием был завершён, то я быстро обхватив его за талию, повела к дивану, где потом помогла ему поудобней лечь. Тиму сейчас придётся терпеть невероятно жгучую боль.
В квартире было темно, и я включила настольную лампу рядом с диваном, которая не была очень яркой и не нервировала.
При таком свете я снова разглядела его травмы и шумно втянула воздух. Такое ощущение, что Тима пытали.
Я села на край дивана и нарезала бинты одинакового размера, приготовила кусочки ваты и нарезала пластырь. Обмакнув пальцы в синюю полупрозрачную желеобразную мазь, я развернулась к нему, не сумев избавиться от сочувствующего взгляда.
– Сейчас будет щипать, – предупредила я прежде, чем нанести мазь на рану от ножа. Тим сильно напрягся, когда мазь попала в рану толстым слоем. Я услышала, как он сжал челюсти, скрипя зубами. Я знаю, как жжёт эта хрень. Да, больно, но работает. Завтра утром уже будет не так больно, как сейчас.
– Не напрягайся, Тимур. Чем больше напряжения, тем больше боли. Попробуй расслабиться.
– Я не могу, – сквозь зубы процедил он, сильно сощурившись. – Гмм…
Я нанесла ещё