Мистину.
– Ты знаешь почему, – отчасти устало ответил Мистина. – Себенег, или ты не слышал, как мою боярыню с детьми древляне в полон взяли? Или мало разговоров об этом было?
– Почему Володислав и Маломир вернули тебе семью без выкупа, едва лишь расправились с Ингорем? Не потому ли, что ты им сие сотворить помог?
– Потому что у них хватило ума догадаться, что вы меня об этом спросите! – как ни был Мистина готов к этим разговорам, в стальных глазах его блеснула ярость. Вдвойне подлый замысел Маломира продолжал жалить, когда сам Маломир уже был мертв. – Они убили моего князя, пока я сам в Деревах оставался, и не нужно им было иных средств, чтобы удерживать меня там. Но как только я увидел путь к мести за моего побратима – я не колебался ни мгновения. И тут есть кому это подтвердить.
– Я собрала вас сюда, потому что знаю об этих подозрениях, – подала голос Эльга, и все обратили взоры к ней. – И вот что я вам скажу, мужи русские и полянские, – голос ее немного звенел от волнения, но был тверд. – Я не позволю обвинять Мистину Свенельдича в предательстве. Он свершил свою месть за побратима и мою месть за мужа. Его рукой, его оружием был убит Маломир. Он принес мне кровь из сердца Маломира. Хотите увидеть ее? – Она пристально взглянула на Честонега, потом на Себенега. – Он сделал это за себя и за меня. У меня на глазах. Этот долг я никогда не смогу ему вернуть, но отплачу хотя бы моим доверием. И тот, кто желает его обвинить, пусть сперва совершит нечто не менее великое.
– Месть-то он свершил, – сказал Дорогожа, самый старый из бояр и Волосов жрец, – да как знать, может, он тем самым и видока ненужного с дороги убрал?
– И уверена ли ты, княгиня, чем ему обязана? – подхватил Видибор. – Может, вот этим как раз… – Он кивнул на белый подол ее кафтана.
– Но… – Эльга бросила на Мистину отчаянный взгляд, – почему вы вините его? В чем была его корысть?
Сидя довольно близко, Лют видел, что Эльга вся едва ли не звенит от сдержанного волнения, но не понимал его природы. Гнев, негодование? Страх? Зато плечом своим возле колен брата ощущал, что Мистина сам напряжен, как согнутый в кольцо харалужный клинок.
– Нам неведомо, как они там из-за дани деревской после Свенельда разобрались, – с неохотой промолвил Трюггве, один из сотских большой дружины. С Ингваром погиб его сын Радорм, и он, как и другие в схожем положении, не мог оставить без внимания эти подозрения. Его белый кафтан говорил сам за себя. – Что, если кто, – сотский исподлобья, но прямо взглянул на Мистину, – недоволен остался?
– Слыхали мы еще до жатвы, – крикнул полянин Озрислав, – будто бы и в Свенельдовой смерти не все чисто! Коли правда – то и другой причины искать не приходится! Покон таков: мстит сын за отца!
– Да уж ты бы помолчал! – с досадой прикрикнул на него Честонег сквозь возмущенный гул вокруг. – Что ты, как баба, язык на привязи держать не можешь!
– Так ты сам мне сказал!
Иные не сдержали смеха. Эльга, не скрываясь, прикусила нижнюю губу.