Обороти меня. Часть 3. Назорей. Роман Романович Углев

которой можно было бы писать, надел очки и, подняв глаза на Людмилу, которая все еще стояла в дверях и смотрела на него с явным недоверием, сказал:

      – Вы присаживайтесь, присаживайтесь, Людмила Сергеевна. В ногах, ведь, правды нет.

      – Вы мне скажете или нет, зачем явились? – спросила она, не скрывая раздражения.

      – Полегче, полегче, Людмила Сергеевна. Я же не враг вам. Я просто служащий, при исполнении. Вот, пожалуйста, ордер, – он достал какую-то бумажку, и положил ее перед собой на стол, – дающий мне право вас допросить. Так что, давайте повежливей, пожалуйста.

      Хмыкнув, Строгина села за стол, выключила телевизор и, взяв нож, продолжила чистить картошку.

      – Валяйте. Задавайте свои вопросы:

      Он покосился на острый и большой кухонный нож в ее руке и примирительным тоном проговорил:

      – Не знаю, чем я вызываю у вас столько неприязни, Людмила Сергеевна, но я, на самом деле, без всяких претензий. Сразу скажу, что вы пока вне подозрений. Но поскольку вы человек заинтересованный и самый близкий, естественно вы самый первый в списке опрашиваемых. Итак, что мы имеем? – Он раскрыл папку, что-то там почитал, и продолжил: – У нас двое пропавших подростков. Андрей и Валерия Строгины, ваши дети, как я понимаю. И вслед за ними так же внезапно исчезнувший Петр Иванович Строгин, ваш старший сын. У вас имеются сведения о том, куда и как могли пропасть ваши дети?

      У Люды комок встал в горле и на глазах навернулись слезы. Она попыталась что-то сказать, но поперхнулась и вдруг разрыдалась, уткнувшись лицом в ладони, в одной из которых все еще был нож, самым искренним и неудержимым рыданием, на какое бывают способны матери, потерявшие своих детей.

      Вздрогнув, участковый потрогал указательным пальцем свои очки и, удивленно глядя на рыдающую женщину, явно замешкался, не зная, что ему предпринять. Не чувствуя уверенности, что ему можно и нужно как-то попытаться ее успокоить, он какое-то время просто молчал, наблюдая за тем, как по ее руке с прижатым большим пальцем ножом, течет в полном смысле слова ручеек слез, и ожидая, что она, успокоиться, и наконец поняв, что она не собирается останавливаться, промямлил:

      – Мм, простите, не хотел вас задеть, хм, …не …учел, что …это может быть для вас столь серьезным…, мм, простите…, да вы, это…, может быть, успокоитесь?

      Не в силах больше сдерживать своих чувств, Людмила, оторвав руки от раскрасневшегося лица, указала ножом участковому прямо в лицо, и сквозь рыдания выкрикнула:

      – Сердца у вас нет! У меня дети пропали! Все как один! А вы здесь со своими дурацкими вопросами! Убирайтесь вон и найдите мне моих детей! Вон, я сказала! Я ничего про них не знаю! Мне вам нечего сказать! Вон! Быстро!