он его.
И правда, как далеко им еще идти, он и сам не знал, километр, десять, сто? На сколько хватит воздуха. «Мало, очень мало воздуха», причитал он и шел дальше.
Первым на каменный холм поднялся Хати и сразу остановился.
– Что там такое? – спросил он и подошел поближе.
Вся долина, что лежала внизу, дымилась. Лава медленно текла, застывала, переваливалась через наросты и дальше ползла. Он замер от увиденного.
– Что нам теперь делать? Повернем обратно? Там еще есть баллоны, их много.
– Нет, пойдем дальше.
– Куда?
Цавалас присмотрелся к горизонту. С правой стороны, почти до самого горизонта, дымилась земля. Там было извержение, магма все заполняла, однако с левой стороны было вроде тихо. Все равно, что бы он сейчас ни делал, он должен попробовать добраться до воды, вот только где она, он не знал.
– Идем туда, – и он указал рукой влево.
– Точно?
– Да.
Один раз он упал и ужасно ударил ногу, теперь шел и хромал, но не останавливался.
– Я не могу, – минут через сорок сообщил Хати, – я устал, не могу, – он сбросил ранец и сполз на землю.
– Хорошо, давай отдохнем и пойдем.
– Зачем мы идем? Там ведь никого нет.
– Верно, – он не мог ему врать, – там никого нет.
– А этот зачем, – он толкнул ящик, что все это время тащил на себе.
– Ах да, спасибо, – и сел на него, – это вместо кресла.
– Что? – тяжело дыша, спросил юноша, – что?
– Он нам не нужен, извини, без него бы ты не пошел.
– Что? – Хати не верил своим ушам, – я его тащил ради того, чтобы вы на нем посидели?
У него появились силы, он соскочил и со всего маха толкнул старика, тот шлепнулся на камень.
– Да будь вы… – он не договорил, схватил ящик, швырнул как можно дальше, – я возвращаюсь.
– Никуда ты не пойдешь, – поднимаясь, сказал Цавалас.
– Вы мне не начальник, там баллоны с воздухом, – он показал рукой назад, откуда они пришли.
– И что? Много ты на них проживешь? День, два, а что дальше?
– Я ухожу, – обреченно сказал юнец.
– У тебя остался один запасной баллон, три уже израсходовано, ты даже не дойдёшь.
– Не дойду… Я не хочу умирать… – И он заплакал.
– Не думай об этом как о чем-то плохом, что это конец…
– Старик, ты прожил свою жизнь в полете, но я мечтал о другом, о своей жизни, – он плакал.
Цавалас взглянул на прибор, его баллон кончался, оставался последний.
– Идем, все будет хорошо, нам пора, – он отвернулся от него и пошел. Тащить на себе юнца он не мог, может сам сможет добраться, хотя уже и не верил в это.
Через минуту, видя, что старик ушел, Хати двинулся в путь. Он шел, опустив голову, ненавидел себя, старика, своего отца, что поддержал его в этом полете. Его жизнь оборвется через два часа, ровно на столько хватит воздуха.
В этот раз они ушли далеко, начался спуск, а там в полукилометре начинался опять пологий подъем.
Цавалас