Но там будет такое… смычком по сердцу. Так хочешь послушать?»
А в тот раз она, почувствовав возле себя Игоря, пробудилась от дремоты, перехватила его взгляд, и поспешно укутала ноги. При этом она улыбкой старалась показать сыну, что это – ерунда, ничего…
– Зато как красиво, – сказала она, – «Пуанты» по-русски как раз и означает – «остриё, точка». Мы касаемся земли двумя точками, а то и одной. Вот и мозоли… Летать можно только на мозолях…
И потрепала его волосы.
– Что, и у птиц на крыльях есть мозоли? – спросил Игорь, и поскольку Екатерина Сергеевна ответила не сразу, пояснил сам себе, – У них не видно. У них – перья.
– Ты у меня тоже пойдешь в хореографическое училище, – сказала мать, как о решенном, – Сам узнаешь, что это за жизнь.
Он замотал головой:
– Нет, нет…
Но Екатерина Сергеевна никак не среагировала на это его «нет», видимо, просто решила не настаивать в ту минуту. Однако судьбу Игоря она для себя определила.
– Пойми, – доказывала она мужу, который не пребывал в восторге от того, что сына сделают «балеруном», – Игорь же будет идеальным Зигфридом… у него данные, я-то понимаю…
Игорь чуть не взвыл:
– Так вы это серьёзно?! Хорош издеваться, я танцевать не пойду!
Он представил: искалеченные пальцы, все тело болит, и ежедневная каторга у станка…
– Просто покажись комиссии… просто покажись, – убеждала его несколькими месяцами позже Екатерина Сергеевна, – Что ты теряешь? Не беспокойся, там увидят твою кислую физиономию – и сразу дадут от ворот поворот. И пойдем за мороженым.
Приёмные испытания проходили в три этапа. Игорь надивиться не мог – сколько девчонок (девчонок все-таки в толпе было больше) хотят добровольно сесть на балетные галеры. Толстушки и худенькие, высокие и коротышки, стриженные и с бантиками. Кто-то нервничает и дергает маму за руку, другие повторяют разученные танцевальные движения. У третьих заранее – слезы на глазах.
Игорь демонстративно отвернулся к окну: лучше смотреть на дождливый день, на мокрые чёрные дорожки в парке, следить за каплями, бегущими по стеклу, чем глядеть на это общее безумие или слышать привычный, надоевший уже шёпот:
– Посмотри, посмотри, какой мальчик красивый…
Через четверть часа красивый мальчик стоял перед приёмной комиссией, и, не смотря на то, что был почти голым – в одних трусиках, смотрел на мэтров насмешливым взглядом. Все эти: «Повернись… подними голову… встань на носки…» – он выполнял быстро и небрежно, и та же насмешка чувствовалась в его движениях.
– А ведь идеально сложен мальчишка, – сказал пожилой мужчина.
– Конечно, может быть, вырастет, и… Но пока, да-а… – негромко поддержала его дама, так же гладко причесанная, с пучком сзади, как и мама.
Она подошла поправить ему руку, и он заметил какая красивая брошь у нее на груди, внизу глубокого