в селении бубен Калюты, а Ромар изогнулся немыслимо, исходя на крик, словно тянул в небо неподъёмную ношу, а затем рухнул на землю. Но за это мгновение окончательно очистились взгляды всех, кто собрался в осаждённом селении и возле него. Единый стон вырвался разом у всех, ибо только теперь люди осознали, что происходит. Конечно, среди нападавших были мэнки – полсотни, не более, а все остальные представляли собой дикую смесь всех лиц и народов, что встречались на левом берегу Великой и далее – в степь до самых неизведанных стран. Здесь были люди и чужинцы, ночные карлики и вовсе неведомые существа, у которых лишь обломок камня в волосатой лапе указывал на принадлежность к семейству разумных. А у самой кромки поля знакомо и страшно возвышались силуэты нескольких диатрим, неведомо как попавших на этот берег. Именно эти птахи, вернее коротышки, сидящие у них на спинах, быстрее всех освободились от связывающего их волю колдовства. Раздался дикий визг, и чудовищные птицы ринулись на тех, кто имел несчастье оказаться к ним всего ближе, затем последовал второй, уже осмысленный залп лучников, обступивших пристенок с внутренней стороны частокола.
– Мэнков отстреливать! – кричал Калюта. – Чтоб ни один не ушёл!
Это люди понимали и сами. Вражеские лучники, если были такие внизу, ввязались во всеобщую рукопашную схватку, и защитники селения могли бить не торопясь, высматривая в клокочущей толпе явных чужинцев и особенно широкоротых оборотней, зачаровавших всю эту разноплеменную толпу. Некоторые из противников пытались прорваться в распахнутые ворота, но там встал Тейко с лучшими воинами, так что легче было пробить с наскоку толстенные брёвна частокола, нежели ощетинившихся копьями детей зубра. Отряд, прикрывавший Ромара, мгновенно вырвался из схватки и теперь отступал к воротам. Таши нёс на руках лёгонькое тело Ромара, Лишка, отмахиваясь от каких-то чужинцев, второй рукой волокла бесчувственного парня, которому секунду назад сама едва не снесла голову. Теперь она видела, что это кто-то из её пленных сородичей, одурманенный небывалым колдовством.
Через минуту воины, вышедшие вслед за Ромаром, были уже в селении. Но никто и думать не хотел, чтобы вдвинуть в пазы запасные слеги и, закрывшись стенами от разгорающегося побоища, ждать, кто одолеет во всеобщей свалке. Быстро перестроившись, охотники вновь выбрались через полуразрушенные ворота. Тейко с копьём в одной руке и гудящим кистенём в другой шёл впереди. Сплочённый отряд, словно отточенная пика в живое тело, вонзился в безумную толчею побоища, где каждый был сам за себя.
Таши, успевший передать бесчувственного Ромара на руки лекаркам, шёл в первом ряду. Топор, напоминавший вороний клюв, взлетал в его руках и резко опускался, словно Таши не в битве участвовал, а молотил зерно на току. Блестящий полированный камень потемнел от крови. Таши видел, что далеко не все нападавшие были чужинцами, но разбираться было попросту некогда – кто совался под горячую руку, да ещё с оружием, тот и получал по темени. Вот кто-то косматый с рёвом мчится на людей, из пасти несётся хриплый вой, в руке зажата корявая дубина… Стремительный