которые он приводит в «Толковании сновидений», лишь два касаются его матери (усердный сновидец, Фрейд наверняка видел гораздо больше снов, в которых она фигурировала, но сообщать об этом не захотел). Те два, о которых идет речь в «Толковании сновидений», выражают глубокую привязанность. Ниже приводится «сон о трех судьбах».
«Я вошел в кухню в поисках пудинга. Там оказалось три женщины; одна из них была хозяйкой гостиницы и что-то мяла в руках, как будто лепила клецки. Она ответила мне, что нужно подождать, пока она будет готова (определенных слов при этом не произносилось). Я ощутил нетерпение и вышел, чувствуя себя обиженным. Я надел пальто. Однако первое, которое я померил, оказалось мне длинно. Я его снял, удивившись тому, что оно отделано мехом. Второе, которое я надел, имело длинную полосу вышивки в турецком стиле. Ко мне подошел незнакомец с длинным лицом и короткой торчащей бородой и стал мне мешать, говоря, что это его пальто. Тогда я ему показал, что оно все покрыто турецкой вышивкой. Он спросил: «Какое отношение турецкий узор имеет к вам?» Но потом мы разговаривали друг с другом вполне по-дружески» [4; 204].
В этом сновидении мы узнаем желание Фрейда быть накормленным матерью (то, что хозяйка, а может быть, и все три женщины представляли мать Фрейда, становится ясно из ассоциаций, которые у Фрейда возникли в связи со сновидением). Специфическим элементом сна является нетерпение сновидца. Когда ему было сказано, что нужно подождать, «он вышел, чувствуя себя обиженным». Что же он делает после этого? Он надевает отделанное мехом пальто, которое ему слишком длинно, потом другое, принадлежащее кому-то еще. Мы видим в этом сновидении типичную реакцию мальчика – любимца матери; он настаивает на том, чтобы мать его накормила («кормление» следует понимать символически: как заботу, любовь, защиту, обожание). Он нетерпелив и обижен, если его не «кормят» немедленно, поскольку чувствует, что имеет право на немедленное и полное внимание. В гневе он выходит и принимает на себя роль большого мужчины-отца (что символизирует слишком длинное пальто, принадлежащее кому-то другому).
Другое сновидение, касающееся матери, относится к детству Фрейда, когда ему было семь-восемь лет; он его все еще помнил и подверг толкованию тридцатью годами позже. «Я видел мою любимую мамочку с особенно мирным, сонным выражением лица. Ее внесли в комнату два или три человека с птичьими клювами и положили на постель» [4; 583]. Фрейд помнил, что проснулся в слезах, с криком, – это понятно, если учесть, что ему снилась смерть его матери. Тот факт, что он так живо помнил этот сон после тридцати с лишним лет, показывает его значение. Рассматривая оба сна вместе, мы видим мальчика, ожидающего, что мать исполнит все его желания, и глубоко испуганного мыслью о том, что она может умереть. Впрочем, то обстоятельство, что Фрейд сообщает только о двух сновидениях, если рассматривать его с психоаналитических позиций, возможно, доказывает предположение Эрнеста Джонса, «что в самые ранние годы Фрейд имел чрезвычайно сильную мотивацию