родню. Вот, мы пришли порасспросить. Не обижайтесь, бывает же.» – Да, конечно, – растерянно проговорила Ольга, – Но поверьте, у меня здесь нет никаких родных. И не было. Моя семья из Ленинграда. И я там родилась, и мама, и бабушка. Словом, я всех знаю, никогда в этих местах у нас не было родственников.»
«Извиняйте тогда, коли зря побеспокоили…», – проговорил мужчина и повернулся к двери. Но тут заговорила женщина: «Мы хотели Вас пригласить… Может, пойдете к нам в гости. Ну что Вы тут одна сидеть будете, весь вечер, тут даже телевизора у Вас нет. Пойдемте, что Вам одной тут куковать». Мужчина поддержал: «И верно, пойдемте. Сестра моя Надежда, она правильно говорит: ну что одни будете сидеть. А меня зовут Петр Семенов. То сестра моя – Надежда Семенова, по мужу Николаенко будет, значит. Тут нас, Семеновых, полгорода, не меньше». Сестра его стеснительно протянула руку: «Надежда», – и кивнула на брата, – «Не слухайте его, скажет тоже: полгорода. Правда, вся наша родня испокон веков тут живет. Деды-прадеды. Пойдемте, правда, посидите, как раз у нас сегодня родня собралась. 22 июня завтра. Вспоминаем своих…»
Сама не понимая, зачем, Ольга согласилась. Пока ее новые знакомые ждали в вестибюле, она быстро переоделась, захватила сумочку и сбежала по лестнице, уже ругая себя: куда идет, зачем! Она никогда не любила посиделок с водкой, песен «Хаз-Булат удалой» хором и густой табачный дым, приправляющий все блюда таких вот праздников. Пьяное веселье ее раздражало, как и приставучие подвыпившие кавалеры. Да и не было у нее в Питере подобных знакомых.
Нет, она не боялась идти с незнакомыми людьми. Да в этом городке, казалось, и не было незнакомых: во всяком случае администраторша – пышная дама с густо насиненными веками – по-дружески попрощалась с ее спутниками, а Ольге сказала, чтоб та погромче стучала, если вернется поздно: она откроет.
Шли медленно, мужчина расспрашивал ее про Питер, про завод, женщина молчала. Скоро повернули к маленькому домику, окруженному деревьями, в палисаднике стояли высокие мальвы, перед забором была приделана удобная скамеечка. Калитка была настежь, во дворе, у летней беленой печурки с высокой трубой возились несколько женщин. Мужчины – в рубашках, ярко белевших в сумерках, курили у палисадника.
Все замолчали и, как по команде, повернулись к ним. Ольга, почему-то робея, ступила за ограду. Все молчали, глядели любопытно. И только старушка, сидевшая на лавочке, вдруг поднялась и вскрикнула: «Оля!»
Ольга схватилась за горло, испугавшись. Народ кругом зашумел, казалось, их стало еще больше. Старушка подошла к ней, схватила за руку – цепко. Она глядела ей в глаза, будто искала что-то в них…
Надежда подошла, отстранила старую женщину: «Мама, ну подумай, как она может быть Олей. Ей сколько лет-то!»
Старушка обмякла как-то, отпустила Ольгу.
– Да, верно… Лет-то сколько прошло. А как одно лицо! Ты чьих, девушка?
Надежда обняла Ольгу за плечи, повела знакомить с женщинами.
– Не обращайте