скажу я вам, путешествие по городу с Мио-чан тот еще аттракцион! Мало того, что она очень слабо представляла куда нам надо, так еще и стеснялась спрашивать дорогу у прохожих! И почему Канаме не предупредила меня, что это будет что-то вроде испытания?
В любом случае, предпочтительнее было бы сердиться на Канаме, ведь на Мио-чан сердиться совершенно невозможно!
И она нравилась мне все больше и больше: она была такой веселой, настоящей, с живой мимикой, и всю дорогу рассказывала мне какие-то истории про своих друзей, обещая познакомить нас.
Когда мы наконец доехали до нужного дома, она, сунув мне проездной, вкратце объяснила, как ехать назад, и умчалась на работу.
Я очень ждала этой встречи с отцом, но одновременно с этим жутко нервничала. Поэтому, как только я увидела его, сразу же вежливо поклонилась:
– Рада встрече, ото-сама!
Его брови удивленно поползли вверх, а в следующую секунду он рассмеялся и потрепал меня по голове:
– Нодока, где ты этого нахваталась? Насмотрелась фильмов про якудзу?
Отец совсем не изменился с нашей последней встречи, в жизни бы не сказала, что ему тридцать семь: двадцать шесть – двадцать семи, максимум. Лицо все то же, молодое и симпатичное, черные волосы до плеч, блестящие улыбающиеся глаза стеклами прямоугольных очков в черной оправе, темный строгий костюм с белоснежной сияющей рубашкой, в общем – светский денди. Я даже подумала, что выгляжу странно на его фоне (а мы сидели в небольшом ресторанчике): он такой аккуратный, в деловом костюме, а я – в клетчатом сарафане и в кедах, да еще и волосы растрепаны.
Такума пил американо перед работой, расспрашивая меня о Клэр, о моей европейской жизни, о впечатлениях о Японии. Я весело улыбаясь, рассказывала обо всем, ведь я была счастлива: с ним все так же легко общаться, как и прежде.
– Так ты решила поступать в Академию искусств? – спросил он, доставая из пачки черную сигарету и щелкая зажигалкой. Втянув носом воздух, я почувствовала приятный вишневый запах, и, кинув взгляд на бардовую упаковку, прочла: Black Stones.
– А ты так и не бросил курить – укоризненно заметила я, щелкнув пальцем по пачке.
Такума усмехнулся:
– Это не так уж просто, знаешь ли! – он стряхнул пепел в хрустальную пепельницу и задумчиво добавил: – Мне кажется, ты сделала хороший выбор. Я всегда любил, когда ты рисовала…
Я зарделась от гордости: его признания я добивалась сильнее всего. Мне всегда хотелось, чтобы именно он наконец смог мною гордиться.
Докурив, отец взглянул на часы:
– Уже двенадцать, – заметил он, – Мне пора на работу. Прости, что так быстро. Увидимся еще? Заходите с Канаме как-нибудь…
Судя по всему, он так и не женился.
– Конечно, пап – я подхватила сумку, поднимаясь.
– Подожди еще секунду! – сказал он, доставая из дипломата конверт из плотной желтоватой бумаги, – Это тебе на мелкие расходы, раз уж так…
– Пап, не стоило…
– Глупости!