порог юрты, держа в руках пучок степной травы. Он положил его у ног сидящего на ковре хана и сказал:
– Вот последний наказ готовящихся к последнему бою ханов. Если Тугоркан откажется возвращаться в родную степь, то пусть этот ковыль напомнит ему о ней в далёкой земле!
Хан взял в руки ковыль и перевёл взгляд на потупившихся Атрака и Боняка. Кубар же, исполнив последний наказ, повернулся, собираясь покинуть юрту. Но едва он взялся за полог, как услышал резкий окрик: «Стой!» Воин обернулся, и не узнал Тугоркана. Его глаза увлажнились, а лицо от прилившей крови стало пунцовым.
– Стой! – повторил он дрогнувшим голосом – Мы возвращаемся назад, в родные степи. Лучше на своей земле костьми лечь, чем на чужой в славе быть!
После обеда остатки кыпчакской орды двинулись в обратный путь. За Тугорканом последовал и Боняк, но Атрак решил закончить начатое дело.
– Не могу я оставить зятя в тяжёлый час! – сказал он – Брошу его – обреку на гибель и дочь, и Давида, и весь народ его!
– Оставайся! – сказал Тугоркан – И после окончательных побед сдери с него золота втрое, получив и за нас с Боняком тоже… если получится!
Переход предстоял тяжёлый, и тяжело раненых оставили на попечение атраковских сородичей. Под рукой ханов едва набралось семь тысяч способных к бою воинов, но никто из них не сомневался в победе. Они готовы были сражаться, не взирая на силы выступившего из Руси врага, и одна только мысль терзала всех: успеть вовремя! Две орды растянулись на многие вёрсты, вздымая пыль предгорных равнин до самого солнца, что так щедро обогревало покрытые лесом склоны гор и далёкую, но такую желанную степь.
Глава 7
Четвёртые сутки дружины шли, утопая в степном разнотравье. Близился к излёту травень, повсюду раздавался переливчатый щебет птиц, а лёгкий ветерок обдувал залитые потом лица и колыхал верхушки деревьев, что переполнили изрезавшие степь балки. От опрелой земли поднимался дурманяший запах, а вокруг, насколько хватало взгляда, полыхала густыми красками входящая в летнюю силу степь. Но воинам было не до красот природы. Девять тысяч пехоты и конницы топтали степь, настигая преследуемые кочевья. Те, на перегруженных кибитках, обременённые многочисленной живностью, тщетно пытались спастись. Испуганные женщины то и дело хлестали запряжённых в оглобли быков, детвора на конях гнала отары и стада, но оторваться от преследователей не получалось. На исходе дня высланная вперёд разведка доложила, что в четырёх верстах, у переправы через реку, скопилось множество кибиток и стад. Судя по всему, там целый кош, а может и два. Переправа только начата, и противоположного берега достигли немногие. В кибитках и у стад – только женщины и дети, из воинов только две сотни стариков и юношей, что расположились отдельно на холме и значимого препятствия не представляют. Весть, словно птица, облетела ряды русичей, и всё войско Ингвара оживилось. Сердце князя забилось чаще, и в предвкушении лёгкой