и с бензином там проблемы.
– Тем более в восемьдесят втором было. Ну, а женщин-девушек там, наверное, с сорок третьего года не бывало, когда там тылы шестьдесят четвёртой армии стояли. И сейчас, хоть весь остров обыщите, ни одной не найдёте. Но какие там сазаны брали! Сейчас таких уже не осталось!
– Так ты о сазанах будешь или об русалках? – уточняет Петрович.
– Всё будет, не спеши. Вот, сижу я за мыском, в Зелёной заводи. А заводь ту я назвал так потому, что поперёк неё громадный осокорь в воду свалился по весне, но корни у него остались, так он и рос-зеленел, лёжа в воде. Я повыше него устроился, потому, что сазан после подсечки первым делом против течения бросается, вот я и подстраховался так от зацепов.
– А бывает, что он и в коряги уходит. – поделился я своим опытом. – Хотя бы и вниз по струе.
– Верно говоришь, – согласился Павлыч. – Один из трёх так и делал. Так что в той заводи потерял я и сазанов, и снастей! И вот как-то сижу я там, время уже к десяти подходит. Тогда этого летнего не было, а было поясное. А за всё утро у меня только один сазан спозаранку взял, да и тот с первого рывка леску оборвал, тогда лески были несравнимы с нынешними. А потом – бесклёвье настало. И насадку менял, и поводок, и глубину – всё глухо. Последняя надежда была на поздний клёв, он там с десяти до одиннадцати бывал. Забросил я насадку, уду на рогульку положил, притулился, будто меня и нет. И вот слышу какой-то плеск непонятный: не волны на песок плещут, не струя в каршах урчит, не рыба играет. А потом что-то вроде смеха даже. На поплавок глянул – стоит спокойно. Поглядел в сторону, в другую. И вот, за этим осокорем, за лежаком, сквозь ветки – вижу. Эта самая русалка. Купается, значит. Из воды наполовину высунулась, и вот, как Александр рассказывал, ни купальника, ни лифчика. А волосы – не скажу, чтобы вполне зеленые, а всё же с зеленцой.
– Это такое от яркого солнца бывает, я читал. – встрял Максим.
– Не спорю, не знаю, а что видел, то рассказываю. И вот она заметила, что я на неё смотрю, повернулась как бы в профиль, в воду, как в зеркало, смотрится, и волосы свои ладонями гладит, да пальцами расчёсывает. А плечи и всё прочее у неё такое белое, будто и никогда солнца не видывало. И никаких следов на коже от купальника или там бретелек. А потом глянула на меня краем глаза, и рукой, вроде как манит… И тут у меня взял сазан. Кило этак на восемь, если не больше.
– А русалка-то что? – на выдохе спросил Максим.
– Какая там русалка, если берёт сазан на восемь кило!
Дмитрий Павлович на миг зажмурил глаза, потом открыл их. Гипнотизирующе поглядел на кружку, но кружка осталась пустой.
– И ушёл сазан. Зазевался я. А он как рванёт – поводок из узла вырвал. Унёс с крючком. Хороший был крючок, немецкий, золочёный.
– Хреновый узел был! – укорил его Петрович.
– Так я тогда молодой был, неопытный. Да и леска была уж больно гладкая, жёсткая…
– А русалка-то