от начала до конца. А для Ежова, Фриновского, Ягоды, Евдокимова и им подобных бремя власти со временем сменилось соблазнами власти.
Говорят, что власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Но это – не более чем хлёсткая фраза. Если человек смотрит на данную ему власть как на долг, как на ответственность, то власть не развращает его, а постоянно развивает его как личность, как лидера и как управленца.
Развращает же власть лишь тех, кто смотрит на неё как на средство удовлетворения своих страстей, не имеет значения – высоких или низменных.
21/XI-38
Сегодня докладывал товарищу Сталину, был только Молотов. Жена Ежова покончила с собой в больнице, обстоятельства смерти подозрительные. Может она и сама, но кто-то помог. Надо разобраться.
Коба сказал, что получил от нее на днях письмо, показал. Она там пишет, что ни в чем не виновата, клянется старухой матерью и дочкой, но это все нервы, она психопатка, и на половой почве может быть. Мне всякое приходилось читать. Клянется здоровьем родителей, а потом оказывается, что врет. Важно то, что она написала, что умереть не имеет права. А потом взяла и сама себя. Как понимать?
Я Кобе сказал, а он говорит: А может не сама? Я говорю, а черт ее знает. Коба говорит: «Черт не черт, а ЧК должна знать». Я говорю: Узнаем.
Но это всё х…йня. Надо важное размотать. Коба злится по Успенскому[58]. Он уверен, что Успенский жив и сбежал. Я и сам так думаю, есть данные. Но это же не сопляк. Успенский опытный оперативник, все знает. Так просто не поймаешь[59].
25/XI-38
Все, Лаврентий. Прощай мечты о Грузии. Теперь я засяду в Москве может навсегда. С сего дня Нарком. Ежов сразу после 19-го написал товарищу Сталину заявление с просьбой освободить.
Сегодня товарищ Сталин вызвал, и сказал, принимай Лаврентий Наркомат. Ежов написал заявление, кается и просит освободить. Мы его освободили, оставляем за ним наркомат водного транспорта и Партконтроль.
Дал прочитать заявление. Сказал, что будет образована Комиссия по передаче Дел, а потом говорили уже конкретно. Все мои предложения одобрил, главное сказал, что кадрами Наркомвнудел мы укрепим, давайте списки и Маленков тоже подберет людей. Только не зазнавайся, говорит, а то мы уже устали менять в ЧК наркомов.
Кроме меня был только Молотов.
23 ноября 1938 года Ежов написал заявление в Политбюро на имя Сталина с просьбой освободить его от работы наркома внутренних дел. Надо отметить, что все свои упущения и недостатки по работе он перечислил весьма подробно и полно, так что знакомство с этим заявлением для того же Берии представляло определённую пользу. Ежов не просто каялся, а анализировал ситуацию в НКВД, и его заявление можно было рассматривать одновременно как краткую аналитическую записку.
Одну фразу из этого заявления «продвинутые» «историки» уже донельзя затаскали, но я её тоже приведу. В конце Ежов писал: «Несмотря на все эти большие недостатки и промахи в моей