Сталина, к которым относился, естественно, и Берия, ночь превращалась в день, день – в ночь, и личные записи датировались с учетом этой особенности жизни.
В первый период работы, когда я лишь осваивал текст, меня смущали как длительные, порой, перерывы в записях, так и малое их количество в некоторые годы, особенно во второй половине 1941 года, в 1942, 1950 и 1951 годах. Но потом я – во всяком случае, для себя – нашёл объяснение этому.
Немногочисленность записей за первые военные полтора года вполне понятна. Как свидетельствуют объективные мемуаристы, тогда Берию можно было застать в рабочем кабинете «живьём» или по телефону практически в любой момент суток.
Впрочем, как признавался «Павел Лаврентьевич», возможно, часть текста была изъята до того, как он и его товарищи смогли снять с дневников фотокопии. Более подробно на этом пикантном моменте я остановлюсь в комментарии к дневниковой записи от 10 июня 1941 года. Сразу рекомендую читателю прочесть этот комментарий внимательно.
К весне 1943 года ситуация обрела черты стабильности и уверенности в благополучном для СССР исходе войны. У Берии появилось больше свободного времени. С другой стороны, необходимость в доверенном «собеседнике» возросла, потому что у Берии произошёл раскол в семье – у него появилась женщина, о чём он тогда же сказал жене Нино. Результатом стало, конечно же, отчуждение супругов, что Берия переносил тяжело (более подробно об этом будет сказано в послесловии).
Скудный объём дневника за 1950 год я объясняю высоким тонусом его автора в то время, а тоже скудный объём записей за 1951 год, напротив, тем, что в 1951 году Лаврентия Павловича, если судить по дневнику, чаще посещали минорные мысли и настроения.
И тому есть свои причины. Слишком много проблем накопилось в СССР к 1951 году. Всю их сложность, многомерность Берия не видеть не мог. Он сознавал, что эти проблемы решаемы, но при этом не мог не сознавать, сколько для этого надо приложить усилий, в том числе и ему. А он ведь был уже не юношей с горящими глазами.
Впрочем, относительная скудость объёма дневника ряда послевоенных лет может иметь и другое объяснение (см., в частности, комментарий к дневниковой записи от 10 июня 1941 года).
Должен сказать, что работа по подготовке дневника Л.П. Берии к печати лишь укрепила те мои выводы, которые я сделал ранее относительно Берии и его эпохи. Эти выводы были уже изложены мной в ряде своих книг.
Что же до дневников Берии, то в них не оказалось никакого «грязного белья» в том смысле, какой этому выражению обычно придают. Да ничего подобного в бериевских дневниках и не могло оказаться: сталинских соратников пакетами акций никто не подкупал, тайных садистских наклонностей они не имели и «откатами» не занимались.
Другое дело – освещение некоторых периодов в истории СССР. Здесь о сенсации (как о неожиданном откровении) говорить можно. Например, как следует из дневников, именно Берия – в отличие от устоявшихся клише, своей объективной информацией об угрозе войны своевременно, за несколько дней до 22 июня