на лицах бородатых советников княгини Феодосии Игоревны Федор Кнур также не заметил. Боярин Никифор Юшман даже чертыхнулся себе под нос с сердитой усмешкой.
«Я вижу, что княгиня козельская и ее имовитые бояре не желают ходить в воле Михаила Всеволодовича, – громко и раздраженно сказал Федор Кнур. – Не рады правители Козельска ни послам Михаила Всеволодовича, ни его милостям! Не иначе, все вы тайно сговариваетесь с Олегом Святославичем за спиной у Михаила Всеволодовича!»
Федор Кнур собрался было перейти к угрозам, но Никифор Юшман прервал его, предложив перенести обсуждение данной темы на завтра. Мол, послам нужно отдохнуть с дороги, в бане попариться, выспаться на мягких постелях.
«Утро вечера мудренее, – сказал Никифор Юшман. – Все важные дела лучше делать с утра. Так еще предки наши говорили».
Федор Кнур не стал противиться, понимая, что в любом случае княгине Феодосии Игоревне необходимо обдумать в узком кругу со своими боярами предложения Михаила Всеволодовича.
После бани и вечерней трапезы Федор Кнур попытался встретиться с княгиней Феодосией Игоревной с глазу на глаз, чтобы убедить ее не противиться воле Михаила Всеволодовича. Однако Феодосия Игоревна уклонилась от этой встречи, послав для разговора с главой киевского посольства все того же неуступчивого Никифора Юшмана.
Два боярина встретились в тесной горенке на втором ярусе княжеского терема. В узкие окна, забранные ромбовидными ячейками из разноцветного стекла, глядела ночная холодная мгла. Стоявшая на столе медная масляная лампа озаряла желтым светом бревенчатые стены, завешанные узорными восточными коврами, массивные потолочные балки из цельных сосновых стволов, широкие березовые половицы.
Сидя на скамье у окна, Федор Кнур, красный и потный после бани, то и дело обтирал лицо льняным полотенцем. Его только-только высохшие длинные волосы и борода были слегка растрепаны. Белая льняная рубаха плотно облегала его дородное тело, когда-то крепкое и мускулистое, а теперь заметно обрюзгшее и растолстевшее. Потому-то старший посол Михаила Всеволодовича и получил такое прозвище. Кнуром на вятско-черниговских землях называли домашнего кабана-борова.
Сидевший на стуле у стола Никифор Юшман негромким ровным голосом объяснял Федору Кнуру, по каким причинам Феодосия Игоревна не желает родниться с Михаилом Всеволодовичем.
– Андрей Всеволодович вспыльчив и падок на хмельное питье, срамными словами часто бросается, церковных постов не соблюдает, – молвил боярин Никифор, чуть покачивая головой. Его темно-русые волосы были подстрижены в кружок, а в короткой бородке блестели седые волоски. – К тому же Андрей Всеволодович доводится нашей княжне Звениславе двоюродным дядей. По церковным канонам такой брак есть кровосмесительство.
– Упрямство Феодосии Игоревны не понравится Михаилу Всеволодовичу, – проворчал Федор Кнур, исподлобья взирая на своего собеседника. – С ее покойным супругом Михаил Всеволодович