его психику, как проверять правдивость ответов пленного по косвенным признакам, случайно оброненным словам. Ходом занятий интересовался и командир полка, заглядывал на занятия в ее отдельную землянку, и начальник разведки полка капитан Жила присматривался: получится ли что-нибудь толковое для разведки из новичка. А «языков» все не было, допроса «живьем» не получалось.
На фронте два состояния – или оборона, или наступление. В обороне разведчикам хуже всего было добывать «языков». Вообще-то охотиться за ними было достаточно бессмысленно именно в обороне, когда многое о противнике уже известно давно. На каждого взятого «языка» теряли ранеными, убитыми иногда человек двадцать. Лазить в тыл через нейтралку в условиях позиционной обороны дело непростое. Под Старой Руссой ширина нейтральной полосы иногда была 600 – 800 метров, до одиннадцати рядов колючей проволоки – нашей, немецкой, минные поля вперемешку – наши, немецкие. За прошедшие годы с сентября 1941 года все поперепуталось, линия фронта иногда перемещалась. Где, чьи минные поля? Если попадались немецкие, можно было сориентироваться, ставились они чаще всего в шахматном порядке, обойти, обезвредить такое поле было проще. Наши минировали по-разному, а концов было уже не найти, нашим картам минирования верить было нельзя, сменявшие друг друга части карты эти передавали кое-как. Зачастую у разведчиков целая ночь уходила на прокладывание проходов в своих же минных полях, следующая ночь – через немецкие поля, и счастливый случай – брали «языка» втихую, не обстреляли, все вышли из операции целыми, живыми. В обороне вся активность держалась на разведчиках, да на снайперах. А разведчики только и делали, что хоронили товарищей: даром поиски не давались.
Командир полковой разведки капитан Жила, присмотревшись к Игорю, понял, что этот тощенький очкарик может не только с бумажками да переводами возиться, но достаточно толково соображает и в оружии нашем, немецком, и решил приобщать его к тонкостям разведки, да и дублер толковый был нужен. Первый раз, когда Игоря взяли в поиск, он дополз с группой до того места, где начинались наши минные поля. Там Жила, тихо тронув его за плечо рукой, показал оставаться на месте, дальше не ползти.
– Полежи, подрожи! – расслышал Игорь шепот капитана, и группа тихо, неспешной змеей уползла в сумерки по тропе, нащупанной саперами. Лежать одному в темноте, в снегу, не видя, не зная, что там впереди, не имея возможности вернуться без группы. «Полежи, подрожи...» «Вот еще!» – фыркал про себя новоявленный разведчик, первый раз подбадривая себя, прогоняя озноб страха. Время тянулось. Наконец зашуршал где-то снег, легкие звуки в темноте указали: группа возвращается. Тихо, почти беззвучно темная змея проползла мимо, саперы за ней закрывали проход.
Такое «полежи, подрожи» Жила проделал с новичком три-четыре раза. Раза два наших обнаруживали, тогда впереди возникала перестрелка, вспыхивали ракеты, чиркали трассирующие. Лица возвращавшихся были хмурые: потеряли товарища. Потом Игоря уже брали в поиск в группе обеспечения, которая