действий противник. Но, разумеется, более всего доминировала радость по поводу того, что нам удалось уцелеть.
Тем временем ВМФ и Люфтваффе продолжали сражаться – первые налеты союзнической авиации на промышленные центры и сети коммуникаций превратили в ТВД нашу собственную страну.
Роммель получил отпуск на несколько недель и улетел в Вену, где находилось последнее его место службы перед войной, чтобы провести время с женой, Люси, и сыном, Манфредом.
Через близких друзей, служивших в генеральном штабе, я узнал, что Гитлер попытался заключить сепаратный мир с Британией. Британцы для него – помимо скандинавов и, конечно, самих немцев – принадлежали к «германской расе», которую он обожал. Однако он, судя по всему, совершенно неверно оценил Черчилля, который, как мы узнали из британских сводок новостей, пылал решимостью уничтожить Гитлера и национал-социализм.
В июле нашу дивизию перебросили в район к западу от Парижа. Роммель вернулся и сказал нам, что готовится операция «Морской Лев» – вторжение в Британию. 7-й танковой дивизии предстояло быть среди участников операции. Так начались изнурительные недели и месяцы подготовки. Вновь и вновь мы в обстановке, максимально приближенной к боевой, практиковались в погрузке и выгрузке с переданных под десантные суда барж и немногих такого рода кораблей специальной постройки. Однако, несмотря на это, нам скоро стало казаться, что приготовления к «Морскому Льву» ведутся с прохладцей и что она может не состояться, поскольку Люфтваффе проигрывали битву за Британию.
Нас с моим разведывательным батальоном передислоцировали в парижский пригород Ле-Везине, располагавшийся в «петле», которую делала Сена к западу от Парижа. На вилле перед нами жила Жозефина Бейкер[34], нашим соседом был владелец «Лидо», в котором сразу после подписания перемирия пошло новое представление. Наша вилла принадлежала швейцарцу, который намеревался вернуться в Швейцарию по причине того, что в настоящее время он не располагал возможностью вести дела в Париже. В нас он видел своего рода гарантов того, что, вернувшись однажды, застанет дом в целости и сохранности.
– Не знаю, как долго мы еще будем находиться тут, но не беспокойтесь, я присмотрю за порядком, – пообещал я ему.
Он показал мне имение и винный погреб.
– Угощайтесь когда и сколько хотите.
Столь великодушное предложение я с благодарностью отклонил. В итоге мы сошлись на символической цене в один франк за бутылку. Более всего по душе мне пришелся шамбертен урожая 1929 г.
Личный состав батальона квартировал в санатории. Граждан Везине представляла баронесса. Она была восхищена нашим поведением. Завязывались дружеские отношения, которые не имели ничего общего с «коллаборационизмом», за который позднее так жестоко карали у французов.
Июль 1940 г. Париж находился под боком. Был создан военный штаб, и на въезд в город требовался специальный паспорт. Я добыл себе такое разрешение и все свободное