Вам? Кому?
– Я тиун княжеский Прокопий. Давай, вынимай пять рублей и с богом езжайте дальше!
Все происходящее совсем не было похоже на сбор мыта. Судя по всему, власть князя в Киеве была слаба, раз его тиун занимался посреди города явным мздоимством. Однако споры или ссоры никак не входили в планы Ивана. Согласно склонив голову, он развязал суму с калитой.
Тут случилось неожиданное. Вместе с кошелем из открытого вьюка выскользнула пайцза и золотой рыбкой нырнула к конским копытам. Рот Прокопия приоткрылся от удивления:
– О о о о! А ну, дай-кось сюда! Это ж… откуда она у тебя? Сокол…? Да ты, приятель, птица высокого полета!
Он провел внимательным взглядом по спутникам Ивана и протянул крючковатый указательный палец на Нури:
– Этот узкоглазый – тоже твой дружок? Сдается мне, темнишь ты что-то, паря! Пайцза ханская, нехристь, купец без товара. Соглядаи вы татарские, а не купцы! Кого провести вздумали, бестии! А ну, хлопцы, имаем ворогов и до князя! Пусть дальше Федор сам решает их участь.
– Да погоди ты, послушай…
– Цыц! Годить – не родить! Рот на замок, не то плетью огрею.
– Дозволь хоть с серебром не расставаться, год его копил.
– Ваши лошади и все, что на них, поступает под охрану князя! Далее как он сам решит!
Прокопий хмыкнул, запустил руку в суму, вытащил два татарских сома, прикинул их на руке:
– Это мытное, как и баяли. Вперед!
В окружении гридней москвичи шагом поехали по-над склоном горы. Иван тихонько вопросил Архипа:
– Как мыслишь, может, дать ему мзду великую, чтоб отпустил нас сразу подобру-поздорову?
– Побоится, народу много. Попробуй лучше с самим князем об том перебаять.
Киевский князь соизволил принять их только к вечеру. До этого москвичей поместили в темницу. Ни еды, ни питья не предлагали. От досады на самого себя Иван готов был грызть локти. Приятели молчали, но их осуждающие взгляды жалили сильнее крапивы.
Наконец Иван в одиночестве под присмотром двух воев был доставлен в княжью горницу.
– Сам все расскажешь или на дыбу тебя вздернуть? – с улыбкою, внешне вроде б как даже приветливо, изрек князь Федор. – Кто такой, откуда пайцза, что высматриваешь? Соглядаи ханские? Узбек набег замышляет? Куда, в какую сторону, какими силами? Что за татарин с тобой едет? Ну, говори, не молчи, мне ведь ката позвать недолго. Все одно запоешь, только калекой останешься. Утопить тогда придется из жалости, давно я раков в Днепре не кормил.
Иван не знал что ответить. Наконец решился:
– Послушай, княже! Взял бы ты все, что понравится, да отпустил нас, грешных. Вот те крест, москвичи мы все! Из Орды бежим, оттого и кругом путь держим. Можешь послать с нами людей своих, еще серебра получат.
– А твоего уже давно ничего нет, – хохотнул князь, – все твои монеты и гривны уже в моих бертьяницах почивают. Мне осталось лишь порешить, как с вами далее быть. Сразу головы посносить или…
– За что сносить-то? Мы тебе никакого ж лиха не причинили! А вдруг князь мой спознает про твое лиходейство