коней подстрелить, а на своих двоих в степи не убежишь от верхового, это не тайга с ее буреломами, где любая лошадь ноги переломать может запросто.
Но скрывавшиеся внутри скотника явно не собирались от них бежать – двое, блеснув серебром офицерских погон, утопая по колено в снегу, выбрались из скотника наружу, приветственно махая руками.
«За своих нас приняли в поземке, не разглядели толком. Теперь бы их живьем взять», – обрадованно икнул Ермолаев. Он боялся даже вздохнуть, чтобы не спугнуть такую неслыханную, о которой даже не мечтал, выезжая из Шимков, удачу.
Он успел хорошо разглядеть обоих офицеров – один молодой, в серой офицерской шинели и лохматой грязно-белой папахе сибирских стрелков, бестолково топтался, не хватаясь за шашку. Огнестрельного оружия у него не имелось, по крайней мере, Ермолаев его не видел.
Обычный прапорщик-неумеха, что наспех готовились сотнями при адмирале Колчаке. Какой-либо угрозы он не представлял, а потому взять его живым не составляло большого труда.
Зато второй офицер, в возрасте и с бородой, какую носил расстрелянный царь Николашка, сразу заставил насторожиться. Ладная бекеша с накинутым щегольским башлыком, желтые лампасы, кобура нагана на ремне и ладонь на рукояти шашки Ермолаеву сразу же не понравились, заставив ощериться всеми фибрами души.
Видел он таких битых жизнью монархистов в боях – серьезные враги, упертые. Тем паче этот казак. Таких валить наповал нужно, пока беды большой не наделали.
«Пока поземка идет, нас не разглядят толком. Лишь бы поближе подпустил, тогда можно будет его оглушить прикладом али шашкой. Только бы ребята не подкачали – если свой клинок выхватит, то малой кровью не обойдемся. Но стоит попробовать – мы на конях. А если наган достанет, стрелять насмерть нужно, хоть прапор один достанется, но лишь бы своих бойцов не потерять!»
Мысли в голове летели стремительным галопом, пока лошадь приближалась к овчарне неспешным шагом, выдирая все четыре копыта из наметенных всего за одну ночь сугробов.
Но, подъехав поближе, Ермолаев заметил, что офицеров здорово качает из стороны в сторону. Чуть ли не бросает друг на друга, хотя свирепый ранее ветер стал утихать. И движения какие-то нескладные, дерганые, что у опытных офицеров, да еще с вбитой на всю жизнь выправкой, быть не может. И сердце моментально заполонило злой радостью.
«Так они пьяные в лохмотья, зенки самогонкой залили и за своих нас приняли. Потому без винтарей наружу выскочили. Живьем возьмем офицериков, надеюсь, что бойцы это уже сообразили».
Он оглянулся – его красноармейцы, калачи тертые, сами знали, что делать, чуть склонившись к конским гривам. Со стороны вроде от ветра лица прячут, а на самом деле «разговоры» и хорошо узнаваемые остроконечные, с шишаком шлемы скрывают. А раз так, то офицеры могут и не различить подмену, и близко подпустят…
Глава пятая. Александр Пасюк
– Мы здесь, станичники!
– Не ори ты, Родя, как мартовский кот, что «хозяйство» свое напрочь обморозил!
Пасюк