му, что разум еще не застыл в вечном сне.
«А ведь я не утонул на той рыбалке, меня просто сейчас на берег вынесло… Все остальное мне просто приснилось: эти рыцари, крестоносцы, злотые и прочая лабудень! Точно, приснилось – не иначе как в госпиталь ложиться нужно, под системой полежать, а то «крышу» опять снесет… Надо же – и приснится такое!
Блин горелый!
Сейчас встану и до хаты кое-как доплетусь… А там женушка Анна, век бы ее не видеть, сызнова начнет мне плешь проедать да жаловаться на дороговизну книг и электричества… И хряков ее любимых опять начну с ведерка потчевать да помои таскать под ее гневные причитания. Вот стервозная баба – и угораздило же меня на ней жениться!»
При мысли о законной супружнице и возможной с ней встрече Андрея тут же пробил цыганский пот. Даже холод отступил под напором начавшей разогреваться от гнева крови. А потому ему удалось, хоть и с превеликим трудом, разлепить глаза – влага не просто смочила ресницы, она их заморозила маленькими капельками льда.
– Ух ты!
Дневной свет ударил в глаза, словно выжигая их, и он несколько раз моргнул, привыкая. Хорошо, что все небо было затянуто хмурыми тучами, упрятавшими своим толстым покрывалом солнце. Высившаяся перед ним гора, склоны которой были занесены первым выпавшим снежком, показалась ему знакомой до боли.
«Ну, точно ведь, ошибки быть не может! Именно от нее я отправился с другими орденскими воинами в поход к замку «Трех дубов». А вон там и та обходная тропа петлять начала, на которой мне с волкодлаком пришлось схлестнуться!»
– Нет, не «глюки» это! Как хорошо!
После долгой паузы, которая потребовалась Андрею на разглядывание окрестностей и себя, грешного, мысли пришли в определенный порядок и потекли в привычном русле.
«Нет, я конкретно провалился в это альтернативное средневековье, где Киев мусульманской Куйябой стал, а французы с англичанами призывам к намазу у минаретов внимают. Как хорошо, что обратно меня не перебросило в то, с в о е, время – как-то не тянет на запойных механизаторов в таежном селе смотреть да свою бабу слушать, что до зубовного скрежета надоела. Разве это жизнь? Сплошная тягомотина!»
Мысль о таком прозябании на пенсии обожгла кипятком душу отставного офицера, и он почувствовал, что прежде ледяная кровь, уже с напором включенного на полную мощность брандспойта, заструилась по телу, изгоняя из него холод.
– Ох, грехи наши тяжкие! Так и замерзнуть можно… Вставай, братец, иначе ласты склеишь!
С неимоверным усилием Андрей приподнялся – мышцы отказывались работать, словно его плоть превратилась в камень. Но воли было не занимать, и спустя добрую минуту страданий бывший майор СОБРа уже уселся, привалившись спиною к огромному валуну. Затем после трех неудачных попыток он все же исхитрился встать на ноги и пошел мелкими шагами, раскачиваясь, словно взобрался на ходули.
«Так, что мы с вами имеем на данный момент, самозванец хренов, командор новоявленный!»
Никитин мысленно загнул один палец, размышляя о минувшем.
«Арабы отвезли меня сюда, поближе к обжитым землям, а не оставили там, у «Трех дубов». Зачем, спрашивается? А ведь правильно поступили – я сюда лыжи навострил, вот они и услужили. Почему ничего не помню – и как меня везли, и сколько?!»
Андрей потряс головой, пытаясь сообразить – он мог поклясться, что испытывает самое настоящее похмелье, с жуткой болью мыслящего органа на выходе. Он даже вытянул руку вперед, растопырив пальцы – они ощутимо подрагивали.
– Ну дела, как у того алкаша – сходил пописать, а заодно и оргазм словил! – Отставной майор хмыкнул нехорошим смешком и задумался. Он прекрасно помнил, что в рот и капли вина не брал. Да и мусульмане ему ничего такого не предлагали, ибо хмельное питие из виноградной лозы самим Пророком строжайше запрещено.
А тут такое ощущение, словно вечерком вчерашним литр водочки без закуси выкушал, целыми стаканами глушил, как воду. Организм самым натуральным образом трясло, словно 220 вольт по нему пустили, электропроводность проверяя.
– Тот отвар, чем меня арабский лекарь потчевал, странный вкус имеет. Весьма нехороший… Вроде маковый?!
Андрей возбужденно топнул ногой, припоминая, как лечили его в шатре столь обходительного с ним и нарочито доброжелательного молодого сотника гулямов – тот вел себя с ним так, словно родного отца встретил или очень дорогого гостя.
Очень подозрительное «хлебосольство»!
– Точно маковый! Как в детстве у рулетиков! А ведь сие есть производное для опиума, в Афгане целые плантации этой дряни было. И здесь она в ходу – на Востоке издавна этим зельем грешили, как и гашишем. Их еще поблагодарить нужно – боль хоть сняли и не «подсадили». А то бы стал Кощеем Бессмертным, у которого смерть на конце иглы…
Никитин хрипло рассмеялся – смех походил на клекот охрипшего ворона – и принялся внимательно рассматривать имеющееся у него имущество, испытывая чувство искреннего удивления.
Все было в наличии – даже меч Иоанна Златоуста, на который Селим-эфенди завистливо