на непонятном корабле с непонятной красноглазой дрянью в трюме. Но он просил так жалобно, словно вымаливал воды человек с сожженным животом. Я стиснула запястье, шлем взорвался облачком газа, и пока тот втягивался в приемные сопла, Дональд во все глаза изучал меня.
– Ты к-красивая, – буркнул он как-то по-детски.
«Красивая…» Когда тебе, госпожа бывший инквизитор, комплимент в последний раз делали, а? Не в баре – «Какая попка!» – а именно комплимент?
– Ты мне зубы не заговаривай, – сказала я. – Кто это такая?
Тишина образовалась неуверенная и хрупкая. Но моя голова работала. Где-то я встречала дикое сочетание мертвенной бледности и красных глаз. В комплект прилагалось что-то вообще запредельное. Опираясь на теплую стену замечательного фрегата, я смотрела сквозь бормочущего капитана, а на самом деле копалась в памяти.
Не надо завидовать памяти инквизитора, договорились? Потому что ответ был, и он, разумеется, нашелся.
– Это что, Лиминаль? – только и спросила я.
Дональд заткнулся, как если бы я ему залепила плюху. Ума, кстати, не приложу, что за бред он там городил, пока меня не было.
– Эм, н-ну, да.
Наверное, самые глупые три слова, которые можно услышать о Лиминали. И уж точно – самое глупое место о ней говорить, когда корабль Его Меча так близко. «Ты, кажется, не верила в карму, Алекса?»
– Ничего не понимаю, – честно сказала я. – Почему одна из Лиминалей на «Телесфоре»?
– По-последняя из Лиминалей.
– Радужное уточнение, Дональд. Ну?
Капитан выглядел куда хуже, чем после драки в невесомости. А меня разбирало любопытство: в конце концов, я только что видела невозможное, это самое невозможное меня собиралось прикончить, почему-то не прикончило, и вот я, стоя в теплом коридоре, разговариваю с сопляком, который что-то знает.
– Д-длинная история, – потерянно сказал Дональд. – Д-давай в другой раз, а?
Да ладно.
– Послушай, дружище, – я, черт побери, была очень зла. – Давай я расскажу, как это все выглядит. У тебя на корабле последняя из Лиминалей, ты ее держишь в криокамере, и она почему-то считается с твоим мнением. Как минимум один из этих фактов – чушь. Надо объяснять, почему?
Он опустил глаза и покачал головой.
«Да что с ним, а?!» Я уже сделала шаг, чтобы как следует потрясти паршивца, когда до меня дошло. Так выглядит человек, который понимает: расскажи он сейчас историю – и пути назад не будет. Мои подследственные обычно после такого или шли в полный отказ, или каялись во всем, подписывая себе хоть частичку снисхождения.
Словом, это называется: «После моего рассказа я навсегда в твоей лодке».
Черт, а ведь волнительно, а? Тем более что это я нахожусь в его лодке.
– Его М-меч послал Рею убить меня.
Первый вопрос звучал так: да кто ты такой, чтобы Его Меч отправлял по твою душу Лиминаль? Меня это страшно интриговало, но куда занятнее оказалось противоречие: за Дональдом послали Лиминаль, но Дональд стоит передо мной.
– И почему же ты до сих пор жив?
– Д-длинная