наполнила литровую ёмкость чаем и вновь прижалась к Пьеру.
– Я могу влезть с базу Интерпола, ― предложил Тед. ― Чую, бравые ребята нарыли кое-какую информацию.
– Угомонись, а то на соседних нарах с Муртазой поселишься. ― Питон ослабил галстук и откинулся на спинку кресла. ― Другие мысли есть?
Визг тормозов за оградой известил о приезде гостей.
– Мы кого-то ждём? ― Пьер взглянул на Жаклин. Та отрицательно покачала головой.
Питон нажал кнопку, и тяжёлые металлические ворота поползли в разные стороны.
Теодор прилип к стеклу. Когда два огромных автомобиля объехали клумбу и припарковались у дверей, он схватился за голову.
– Не-е-ет! Только не это!
Глава 4
Моё воспитание началось уже следующим утром. Как только взошло солнце, явился Али. Я с трудом вспомнила, как сюда попала. А, вспомнив, тихонько заскулила. Впрочем, это было лишь мгновение, когда я позволила проявить слабость. Быстро взяв себя в руки, я подскочила и пригладила волосы.
– И что? Ты всё ещё надеешься удрать отсюда, женщина? ― мой тюремщик приторно улыбнулся.
Я посмотрела в чёрные, лишенные зрачков глаза и отвернулась.
– Даже не собиралась. С чего ты взял?
Мужчина обошёл меня по кругу, словно хищник.
– Я знаю жизнь, знаю таких, как ты. Таких мало, но они есть. Поверь, мне будет искренне жаль, если волкодавы или палачи испортят твоё смазливое личико.
– Палачи?
Али усмехнулся.
– В этих местах каждый мужчина является палачом. Он вправе вершить суд над своей женщиной и карать её, как считает нужным.
Я сложила руки на груди, чтобы удары сердца не выдали моего состояния.
– Но это же дикость, какое-то средневековье.
– Это Аравия, детка. Племена, вставшие на путь прогресса, тут не появляются. Они обходят эти места стороной. Так что, добро пожаловать в средневековье!
Моё тело дрожало, уж не знаю от чего. То ли моральный штурм лишил меня остатков смелости, то ли так действовала утренняя прохлада. Вернувшись в кровать, я бесцеремонно поджала ноги и укуталась пледом.
Али подошёл к окну.
– Холодно? Да. В пустыне стоит нестерпимая жара днём, а ночи наполнены прохладной благодатью. Тот, кто родился тут, никогда не покинет родину. Он предпочтёт смерть, пытки, забвение. Он уйдёт в пески, растворится в них, станет малой толикой этого великого золотого океана. Впрочем, тебе не понять этого. Ты слишком юна, и ты женщина, иностранка.
Я пожала плечами.
– Юна? Иногда мне кажется, что я древняя старуха. Потеряв всех близких, я лишилась жизни. Нет, я засыпаю каждый вечер и просыпаюсь каждое утро, я вижу, слышу, разговариваю, я испытываю голод, боль и жажду. Но внутри меня всё давно умерло. Моя душа взлетела на небеса и зависла где-то между адом и раем, и только пустая оболочка всё ещё отсчитывает отведённые ей часы.
Мне показалось, что сегодня Али настроился на философский лад.
– Что ты знаешь о пустоте, о боли, о голоде?