он принялся целовать ее ладошку, испытывая головокружительное блаженство и желание. Но она, собравшись с силами, прошептала: «Это же грех, Господи, грех-то какой», – и, отняв свою руку, развернулась и быстро пошла, почти побежала по переходу назад – во внутренний двор, к храму Спаса-на-Бору, к саду. Он двинулся, было, следом, но потом, передумав, вернулся к себе в кабинет и, сев в кресло, глубоко задумался, обхватив голову руками.
А потом… Потом он искал случайных и неслучайных встреч с ней. Она же, желая их всей душой, помня о каждом его прикосновении, о каждом взгляде, слове, живя этой памятью, – все-таки избегала его. Она пряталась, предчувствуя в их отношениях возможность чего-то запретного, постыдного и прекрасного одновременно. Она понимала, чего боится и в то же время хочет сильнее всего на свете. Она хотела каждую минуту быть рядом с любимым, мечтала о его ласках и поцелуях, о его глазах, от взгляда которых ее пронизывало блаженство. Но ее постоянно терзала и останавливала мысль о последствиях ее греховного влечения.
Между всеми этими сладостными страданиями жизнь продолжалась, и вскоре княжна Анна открылась матери в своем чувстве к рязанскому Василию. Та поговорила с Иоанном Васильевичем, и молодых вскоре обручили. Этот брак был очень даже кстати, он позволил великому князю Московскому исполнить свой долг, вернуть Василию Рязанскому его отчину, не теряя над ней контроля. А для жениха с невестой настал период бесконечного счастья. Теперь они могли открыто появляться рядом, ездили вместе с матушкой на молебен в Троице-Сергиев монастырь.
Вскоре шестнадцатилетний рязанский властитель отправился в свою отчину на великое княжение. А спустя пару месяцев в Москве, а затем и в Рязани отпраздновали его свадьбу с юной московской княжной. Василий увез Анну к себе в Рязань, и Феодосия осталась одна в своей светелке. Вернуться к себе в Рязань вместе с братом и золовкой она не захотела, сославшись на любовь к Марии Ярославне, заменившей ей мать, и на привыкание к Москве.
Тем временем, выдав замуж дочь, Мария Ярославна начала беспокоиться и о судьбе воспитанницы. Намекнула сыну-государю, что, мол, пора ей жениха присмотреть. Иоанн воспринял ее инициативу неожиданно холодно, а сама рязанская княжна быстро и без колебаний ответила, что замуж пока не хочет и не собирается. После этого Мария Ярославна свои хлопоты отложила. Тем более что девушка была еще совсем молода, и расставаться с ней вдовая великая княгиня не торопилась. С удовольствием брала она воспитанницу с собой в поездки в свою отчину, доставшуюся ей по завещанию мужа, – в Ростов Великий. Во время таких отлучек дворец для великого князя превращался в пустыню, и он старался найти себе тысячу дел вне его стен, также выезжая то в одну, то в другую сторону.
Так прошли два года после замужества сестры Анны. Феодосии исполнилось шестнадцать, и матушка решила устроить в связи с этим небольшое торжество у себя в хоромах. Иоанн Васильевич тоже пришел поздравить княжну, подарил ей жемчужные