rel="nofollow" href="#n_198" type="note">[198].
Франсуаза Саган[199] как-то сказала о ней: «Я никогда не слышала, чтобы она говорила о своём искусстве со слезами в голосе, никогда не видела её в переднике у плиты, помешивающей бешамель[200]. В ней нет ни глупости, ни слабости, ни злости, ни презрительности».
Прекрасные и очень точные слова. Действительно, ледяная дева, в глубинном его значении.
В детстве Катрин была робкой и послушной. Она воспринимала себя красивой куколкой, не более того.
Кумиром для неё была старшая сестра, которая и привела её на съёмочную площадку. Катрин была уверена, сестра станет знаменитой, она останется в её тени. Но произошло непоправимое, сестра разбилась в автокатастрофе. Смерть сестры не только нанесла ей душевную травму, но и стала её наваждением, от которого она так и не смогла избавиться: трудно было смириться с тем, что рано или поздно умирает всё, даже любовь.
Денёв признаётся: «я чрезвычайно стеснительна. Вы даже не можете представить, до какой степени. Никогда не могла представить, что кто-то может заглянуть в мою сумочку».
Пришлось становиться собственным «Пигмалионом»[201], создавать себя заново, преодолевая собственные комплексы и слабости. Пришлось стать перфекционисткой[202] и максималисткой.
Королевой и стервой в одном лице.
Свободу, которую она открыла в себе и для себя, она сохранила и в отношениях с мужчинами. Покорить её было невозможно, хотя многие мужчины могли считать, что им это удалось. Она могла увлечься мужчинами, могла позволить себе иметь от них детей, но не покориться. Возможно, имея в виду именно Катрин Денёв, Мастрояни[203] как-то признался, что женщины так и остались для него загадкой.
Трюффо, возможно первый раз в жизни, захотел вынести свои отношения с актрисой за границы «американской ночи», и получил от Денёв жёсткий отпор. Она была младше него на девять лет, она хотела иметь от него ребёнка, но не допускала, что может стать его женой.
…Вот тогда Трюффо впал в депрессию, не мог смириться с тем, что его отвергли. Пришлось вмешаться Жанне Моро, чтобы помочь ему…
Денёв однажды была замужем и не намеревалась повторить этот печальный опыт. У неё не было на этот счёт не романтических иллюзий, не завышенных ожиданий (французский скептицизм?). С годами она потребовала называть себя «мадемуазель», возможно, как никто другой из земных женщин, став Афродитой[204] нового времени.
«Идея постареть вдвоём сама по себе прекрасна, но только не для меня. Мне она внушает страх» – откровенно признавалась она.
Пожалуй, влюблённые в неё мужчины, не были в состоянии это понять. Тем более, она не была недотрогой, мужчинам легко было заблуждаться по поводу того, что она им покорилась.
Она не перевоплощалась в своих героинь, может быть, чуть приоткрывала створки своей души, она не растворялась до конца в ситуациях «американской ночи», «белый клоун» не должен (не может) окончательно разрывать дистанцию с жизнью.