мой Николай. – Слышали мы, слышали о вас.
Бог ты мой!
– Ну и как ты теперь? После этого убийства? – спросил он с некоторой оттяжкой.
– Я?
– Да. Вот ты. Не будем вообще вспоминать, она о тебе говорила всю свою жизнь. Она верила, что найдет тебя…
(И прикончит, подумала я.)
И, опережая события, ляпнула:
– Меня осудили.
– Сколько дали?
– Двадцать лет.
– Дела, – кивнул мой Николай своей дурной головой. Видимо, в знак того, что двадцать лет – это справедливо.
После чего он выдул бутылку до дна.
Затем он заснул, успокоенно положив на мое хилое плечо эту свою голову, набитую теперь полнейшей информацией.
Слева от меня сидела еще одна тетка. Она все, оказывается, слышала.
– Валя о тебе говорила всю свою жизнь, – подчеркнула уже сказанное тетка. – Она верила, что найдет тебя. Это Николая, – объяснила тетя вперед мужику и старушке.
Те обернулись.
– Как она мечтала тебя убить! – сказала старушка.
– Она же закончила свою жизнь на балконе, думала тебя встретить сверху, – продолжала тетка слева.
– А я не успела, – ответил мой рот. Тяжелая голова Николая-2 подпрыгивала на моем плече, дорога была неровной.
– Вот так да, – сказал старичок и обернулся ко мне. – Николая собственной персоной, Николая Степановича. Где же был ты, Николай?
Я заметалась. Что это, я стала Николаем?
Потрогала лицо. Нет, все мое со мной. Курточка, под курточкой свитерок, белье, грудь.
– Где он был, там его нет, – продолжала я этот дикий разговор. – Он пасет ослов на Апалачах.
Они покивали.
– Ослов, козлов на даче, – пронеслось вперед по рядам. Кто-то не расслышал и переврал.
Не важно, что они там мелют, главное, чтобы они не оставили меня в этой заснеженной пустыне. А довезли бы куда-нибудь.
– Тебя теперь отпускать нельзя, – сказал старичок. – Она так ждала этой встречи.
– Так ждала, так ждала, – понеслось по рядам.
Внезапно я ответила так:
– Какой знакомый крематорий! Я хоронила здесь Риту. Был батюшка.
– Да-да, – заговорили в автобусе. – Сколько мы сюда перетаскали!
Минуты две они наперебой выкрикивали имена и фамилии, стали спорить, выпили еще, затем запели.
За окнами темнело.
Какой хотя бы год?
– Ни у кого газеты нет? Ноги промокли, – фамильярно обратилась я к автобусу.
– Я хоронил тут Элизбара, – обернувшись, ответил спереди щербатый старичок, – начальник цеха был! Винзавод уже закрыли. Новое оборудование купили, всех уволили… А Любу еще раньше. Ее прямо вынесли. Говорила: «Пила до вас и после вас буду!» А техник-технолог. Мы привозим ее, она свекрови кричит: «Ну ты, деловая! Мой халат снимай!»
– А что такое время? – спросила я.
– Время? – услышала женщина слева. – Пора спать. Время ночь.
Николай поднял голову с моего плеча и ответил:
– Пять часов?
– А Шуру тут хоронили, – сказала ему я. – Такой Шура Мефисто.
– Это