или в прошлом, а ты в ответ так же честно рассказываешь о своих эмоциях. – Провел носом по ее скуле.
– И это, по-твоему, наказание? – Опять это подначивающее фырканье. Ну-ну, родная.
– Учитывая, насколько ты, малыш, склонна к откровенности и честному проявлению своих настоящих чувств, да, считаю, что поначалу это для тебя будет наказание в чистом виде. А потом, глядишь, и станет нашей доброй семейной традицией.
Василиса возмущенно дернулась, еще сильнее вывернув голову и преувеличенно гневно покосившись на меня.
– Это только что ты назвал меня зажатой ханжой, не способной на открытое выражение эмоций?
– Это ты сказала, не я, – подначил ее, получив истинное удовольствие от процесса.
– Я тебя сейчас покусаю, Кринников! Слезь с меня! – приказала грозным тоном моя Васюня. Ага, я весь боюсь.
– Щипайся, кусайся, царапайся, делай, что хочешь, малыш, – продолжил дразнить ее я, перейдя на интимный шепот. – Я буду с гордостью носить на себе все следы твоего обладания и потери контроля. Я слишком долго мечтал о тебе. Так долго, что в моих фантазиях ты успела побывать во всех возможных ипостасях. И нежной, робкой, и яростной, как дикая кошка. Представлял тебя и ласковую, и даже требовательную до грубости.
– Это правда, или это уже начало твоего странного наказания? – затаилась моя заноза.
Я хмыкнул, предоставляя ей догадываться самой, исцеловывая шею и плечи и потираясь уже совершенно мокрым членом о ее горячую кожу. Она прерывисто вздохнула и прикрыла глаза, прикусив губу.
– И что же, ты расскажешь мне все, что я захочу знать? – так же шепотом спросила она.
– Все, все что угодно, но и в ответ потребую того же.
– Я… – она напряглась подо мной, и я понял, что она может попробовать сбежать в себя и опять начать копаться, но решил не давать ей на это шанса.
– Хочешь знать, как мучился стояком каждое утро, когда ты завтракала напротив, не замечая, что я вообще существую? – Дыхание Василисы замерло.
– Я замечала тебя… всегда, – ответила еле слышно, и я продолжил, разжигая нас обоих.
– Как специально старался принять душ, услышав, что ты моешься, и взрывался фонтаном, только представив, что это ты снизошла до того, чтобы сжать мой член? – Резкий вдох, больше похожий на всхлип, и я как наяву увидел картинку в ее голове. Да, я очень надеялся, что Василису заводит мысль обо мне – мокром и содрогающемся в оргазме с ее именем на губах.
– Я… очень часто представляла тебя… мокрым и обнаженным. Жутко злилась на себя, но поделать ничего не могла.
Как же я хотел знать, ласкала ли она себя хоть раз, думая обо мне за эти годы, но для этих вопросов еще будет время.
– А еще я клал руку на стену между нами и ублажал себя, иногда не один раз за ночь, представляя, что касаюсь тебя. И лежал потом, перепачканный спермой, и клял тебя за то, как ты действуешь на меня. Достаточно грязная подробность?
– Се-е-е-нь, – умоляюще протянула Васюня и поерзала подо мной, подводя одним этим трением почти до грани. –