от смеха слёзы, я ответил:
– Это всё ерунда, Отто, – говорю тебе. В России не будет революции. Никакой Украины нам никто не отдаст и на Кавказ не пустит. Мы здесь для того, чтобы воевать с Советским Союзом. И я тебя уверяю, – не пройдёт и недели, как ты в этом убедишься!
– Твои слова настолько нелепы, что я даже не буду с тобой спорить, – отмахнулся от меня Отто.
– Ну, это дело твоё. А я бы с удовольствием поспорил на твой оставшийся чеснок. Выиграл бы, – и выкинул его подальше, клянусь Богом! – подмигнул я Рюдигеру.
– Ха! Мне интересно: что бы ты отдал мне, когда я выиграю?
– Да что угодно! – я был абсолютно уверен в своей победе.
– Что угодно? – Отто в задумчивости закатил глаза и сделал сложное лицо.
– Что угодно.
Через пару секунд его лицо расцвело в улыбке до ушей, он хлопнул меня по плечу и сказал:
– Когда проиграешь, – будешь на карачках ползать по палатке при всём взводе, хрюкать и кричать «я больше никогда не буду спорить с Отто Рюдигером»! Идёт?
– Театральное представление против тонны чеснока? Идёт!
Мы скрепили наше пари рукопожатием и продолжили работать.
К вечеру наша палатка приобрела жилой вид. Внутри стояли новенькие двухъярусные сосновые нары, пирамида для оружия, появились пара столов и несколько длинных лавок. Восхитительно пахло свежими досками. Солдатские ранцы было решено запихать под нары, – возиться со стеллажами для них никому не хотелось. Мы с Отто сменились, передав бразды правления суточным нарядом парням из третьего отделения.
После ужина, по распорядку, – свободное время до вечерней поверки. Кто-то сел писать письма, кто-то зашивать порванную во время сегодняшней работы форму, некоторые просто бесцельно болтались вокруг палатки. Выходить из расположения роты, обозначенного на местности широкой жёлтой лентой, натянутой между деревьями, запрещалось. Поскольку зашивать было нечего, – решил написать письмо родителям и сестре. Не то чтобы я этого сильно хотел, – просто интересно было, как вообще всё получится. Вышло на удивление легко. Я просто расслабился и дал возможность Максу написать то, что он считал нужным. Ничего особенного: жив, здоров, привет родственникам, сестра пусть слушается родителей, с пламенным приветом ваш сын. Заклеил конверт и бросил в ящик для писем, – с утра ротный почтальон заберёт.
Как-то незаметно подошло время вечерней поверки. Живя в предместьях Варшавы, мы обычно ходили вечером на строевую прогулку, иногда даже с песней. Ну, это если настроение у обер-фельдфебеля будет. Здесь же, как оказалось, это правило отменили, чему все были несказанно рады. Как мне успел шепнуть с утра Ганс Тойчлер, – их взводный, лейтенант Вильч, собрал всех унтер-офицеров и показал на карте наше месторасположение. Оказывается, мы стоим совсем рядом с Тересполем, – немного севернее его. И граница с Россией от нас, примерно, в пяти – шести километрах по прямой. Может быть, из-за соображений скрытности, нам и запретили строевую прогулку? Хотя… Дороги забиты войсками, днём перегоняют даже танки! К чему эти тщетные